Мсье Мишель ответил не сразу. Задумался, а потом посмотрел прямо в глаза собеседнице открытым, гордым взглядом.
– Я не одинок. Иногда приезжают внуки. А вообще у меня есть кот Паскаль, мы с ним очень ладим.
– Какой вы хороший человек! – рассмеялась Мария Александровна. – Как я вас понимаю! Приходите сегодня к шести вечера на чашку чая. Решать ведь не мне…
– Спасибо, мадам Мари! Я так и знал, что вы молодец. Спасибо! – Едва кивнув, мсье поднялся с кресла и вышел из комнаты стремительно, словно двадцатилетний.
Он ушел окрыленный, а она так и осталась сидеть в алом сафьяновом кресле. «Вот и приехали, вот и приехали, вот и приехали», – чуть покачиваясь, шептала Мария Александровна, и до шума в ушах ей было понятно, куда она приехала… Опять в пустоту одиночества. В пустоту, где нет ничего, даже мыслей. Хотя, если разобраться по существу, мыслей у человека всего три: о жизни, о любви, о смерти. А все остальное так – вспомогательные подпорки, кружева и узоры, переходные мостики, комментарии и толкования, курьезные завитушки, парадоксы воображения, грубо говоря, гарнир к трем главным мыслям. Три тайны, три мысли – только и всего, на них и стоит человечество.
«Но как поступить сейчас? Говорить с тетей Нюсей или нет? Если говорить, то получится – вмешиваться. Нет. Пусть все будет, как будет. В конце концов тетя Нюся не моя крепостная. У тети Нюси своя душа, своя жизнь, своя судьба. У нее есть свои желания и свои представления. Нет! – окончательно решила Мария Александровна. – Нечего рассюсюкивать. Дождемся шести вечера, и пусть тетя Нюся сама решает свою судьбу, без предварительной обработки». Она встала с кресла, прошла за письменный стол к своим бумажкам. Но зря она их листала. Листать листала, смотреть смотрела, а сообразить ничего не могла.
Когда жизнь ставила перед Марией Александровной внезапные преграды, она всегда вспоминала свою маму Анну Карповну, думала о ней, звала ее мысленно на помощь, точно так, как испуганные дети обычно вскрикивают: «Ой, мамочка!» Сейчас она вспомнила их большой каменный дом в Николаеве, залитую солнцем широкую террасу с выходом в сад, пятна яркого света и бегущие под легким верховым ветерком с моря тени листьев белолистного тополя, раскидистого, могучего, как бы охраняющего и дом, и сад, и заведенный на века порядок. На просторной террасе стоял большой стол на двенадцать персон и столько же плетенных из ивовых прутьев легких стульев с высокими спинками. За этими стульями маленькой Машеньке было очень удобно прятаться. А когда ее наконец находили, она с визгом и хохотом выскакивала на середину веранды, и все делали вид, что очень удивляются и радуются ее появлению. В воскресные дни у них бывали к обеду гости, и среди них непременно тогда еще не адмирал, а молоденький капитан-лейтенант дядя Паша со своей молодой, красивой и статной женой, тетей Дашей. Из детей у них в те времена был только сын Николенька, которого они обычно оставляли с няней. Это ведь происходило еще до большой войны, когда русские и немцы дружили так, что, казалось, неразлейвода.