Ника представила Липатову, ее тяжелый стремительный шаг, ее усталое лицо. В последнее время она вся горела изнутри, Кирилл прав, она превратилась в аллегорию самого понятия надежды. Это чувство в ней выросло настолько, что стало похоже на ярость, на одержимость. Куда делась недоверчивость? Неуверенность в собственных силах? Ника знала куда – ее забрал у Липатовой сам Кирилл. Только ему было под силу вселить уверенность в ее сомневающееся сердце. Только он каким-то необъяснимым способом умел достучаться до нее, убедить в чем угодно, попросить о чем угодно. Он привел ее в чувство, когда ее любимое детище тонуло в остывающем кипятке из ржавых труб. Он нашел выход из стольких ситуаций, казавшихся ей неразрешимыми. Но это были не выходы, а обрывы. Она так надеется, так уповает… Вся липатовская жизнь сузилась до размеров премьерной афиши, за которой скрывается дверь в новую жизнь, о которой женщина всегда грезила – больше чем о семье, детях, деньгах… И Кирилл, всегда так умело и искренне подливавший масла в огонь ее тщеславия, хочет все разрушить. Собственно, он единственный, кому это по силам.
– Ее жизнь будет кончена, – прошептала Ника в ужасе.
– Будет. Я окончу ее. Я заберу ее дом, ее мечты и ее жизнь. Как она забрала все это у меня. Око за око. Я ненавижу ее. Я с самого детства хотел быть актером, хотя все надо мной смеялись. Ты вот много знаешь актеров с детдомовским детством? Инвалидов? А я хотел. Но мои ноги… Хотя я все равно работал в театре. Светиком, реквизитором. И дублировал фильмы – с голосом-то мне повезло. Если бы она меня не бросила, если бы сделала операцию, лечила – я бы играл на сцене.
– Но ты играешь на сцене!
– Играю. Благодаря себе. Только себе. И только теперь. У меня ведь нет актерского образования, диплом – липа, чтобы устроиться к ней в театр. Иногда я думаю, что, будь она рядом, все было бы легче и проще. А иногда я думаю: а хотел бы я стать актером, если бы моя мать не имела к театру отношения? Может, это в моей крови от нее? Может, она меня и по сей день травит собой? Где заканчиваюсь я и начинается она – даже при том, что мы с ней почти не знакомы?
Он был так красив и страшен в эту минуту, что Ника хотела зажмуриться и не могла. Ее сознание раздваивалось. Одна часть соглашалась с Кириллом, потому что привыкла делать это, привыкла следовать за ним неотступно, молчаливо, без возражений и сомнений. Ведь он не мог быть неправым! Но вторая часть Ники сопротивлялась. Ужасалась. Негодовала и боялась. Мужчина, сидящий рядом с ней, был безжалостен. Он без колебаний сошелся с Риммой, выбирая ее в невинные жертвы. Корсакова, актриса, каждый вечер игравшая в любовь, без колебаний поверила в его выдуманные чувства, не заметила подвоха, как ребенок, берущий леденец у незнакомца. А сам этот человек, протягивая красного петушка на палочке, уже точно знал, что сделает с ней дальше, знал во всех омерзительных бесстрастных подробностях. Римма ничего не значила для Кирилла, она была лишь средством, методом, набором слабостей, составивших его силу. И все это ради разрушения…