Нику не столько заботила в эту минуту участь театра и Ларисы Липатовой, и даже не чувства Риммы, сколько сам Кирилл. Он вел машину, щелкал рычажками под рулем, и жидкость из бачка споласкивала ветровое стекло, а дворники скользили. Так просто, так обыденно. Так страшно было сидеть рядом и просто осознавать, что любимый человек ей вовсе не знаком и никогда не был. Она не знала о нем главного, того, что составляло вот уже несколько месяцев всю его жизнь, весь внутренний мир. Он актер – и сколько игры, сколько лжи было в нем каждый миг их знакомства? Сколько слов, движений, взглядов было неправдой, выверенной и отрепетированной? Половина? Больше? Все?
Взгляд Ники скользнул по его рукам, покоящимся на руле. Левая ладонь по-прежнему школярски испещрена чернильными пометками. Раньше это всегда вызывало нежную улыбку, теперь же Ника думала: сколько таких пометок призвано нести вред театру и всем его обитателям? Какая из галочек отвечает за звонок театральному критику, чтобы тот «забыл» послезавтра о премьере? Или, может быть, за синим крестиком у запястья таится напоминание «включить пожарную тревогу в середине первого акта»?
Тщетно пытаясь уложить все сказанное в голове, Ника решила восполнить пробелы. По крайней мере, это давало ей передышку, паузу, потому что главный вопрос – что делать дальше – уже маячил где-то на самом горизонте.
– Потоп. Его тоже устроил ты?
– Ох, нет. Техногенные катастрофы не по моей части! Совершенно непредвиденное осложнение, – признался Кирилл. – Я сломал голову, прежде чем все уладить. Но получилось в итоге даже лучше. Идеально! Ведь она решилась взять кредит под залог своей квартиры…. Я был восхищен, честно. Само Провидение подкидывало мне козыри.
– Это были просто гнилые трубы!
– Думай как хочешь…
– А бутафорская кровь?
– Ника, я восхищен. Ты даже про кровь разнюхала! Нет, кровь взял просто на всякий случай. Слишком уж она… поддельная, материальная, для нашей-то маленькой фантасмагории.
Ей не понравился его тон. «Разнюхала»… Конечно, ведь она ищейка, следопыт. Враг. Меньше всего на свете ей хотелось быть врагом Кирилла. Но он чувствовал, что она не разделяет воодушевления от его мести.
Господи, как она могла разделять это? Несмотря на то что чувствовала к нему! Ника окончательно запуталась. Она спрашивала себя, как бы она отреагировала на то, что, например, Митю после ее похищения не отправили бы за решетку. Если бы он остался на свободе и она знала это каждую минуту своего бытия – не возжелала бы она отомстить за весь пережитый страх? Где грань, у которой заканчивается месть и начинается справедливость? И что такое справедливость, как не узаконенная месть…