— Всё это слова, — распалялся замполит, — я уверен, что вы сейчас и в верблюда не попадёте.
— Со ста шагов в твою коленную чашечку, — сказал Коловратов.
Дело заходило слишком далеко. Собравшиеся это почувствовали, зашумели. Но как-то уговорили замполита и Коловратова не заводиться и продолжили пьянку. Замполит даже предложил тост: за поколение, прошедшее самую жестокую войну двадцатого века, и налил Коловратову полную кружку водки. Потом трёп продолжался, но некий осадок от стычек начальника с Коловратовым остался, и, наверное, поэтому в тот день выпили больше обычного и стали делать то, чего никогда не делали.
Установили рядышком две пустые бутылки, отмерили пятьдесят метров и стали стрелять.
Коловратов смотрел на развлечение молодёжи с иронической усмешкой и не участвовал в нём.
— А не слабо, — предложил ему замполит, — самому, это, конечно, не верблюд…
— В твою шапку, — сказал Коловратов.
— Годится, — ответил замполит, — но бросаю я.
— Угу, — согласился Коловратов.
Замполит сорвал с себя шапку и подбросил вверх. Шапка взлетела очень высоко, на какое-то мгновение остановилась в воздухе, и именно в это мгновение её догнал заряд дроби из ружья Коловратова.
Что эту шапку уже нельзя будет носить, поняли все ещё до того, как она упала на землю.
Но Коловратов на этом не остановился. Мрачным взором оглядел он притихшую компанию, резко повернулся и выстрелом из второго ствола разнёс бутылки, в которые так и не смогли попасть собутыльники.
— Фраера! — сказал он сквозь зубы, покачнулся и пошёл спать.
С той поры на охоту с военными он не ездил.
* * *
На следующее утро я без приключений добрался на электричке до Благовещенского вокзала, пересел там на маршрутку и уже через полчаса был в аэропорту. Чувствовал себя неважно, потому что не выспался. Была на то своя причина. Стоило мне погасить в комнате свет, как что-то стало меня отчаянно кусать. Зажег свет, обшарил постель, но ничего не обнаружил. Позднее понял, что это, скорее всего, были клопы, которые не входили в перечень услуг Антоновны, но внесли свой колорит в мое белогорское приключение.
У входа в аэропорт заметил знакомую фигуру Петровича.
— Ну, как поездка? — спросил он. — Удачно?
— Любопытствуешь или есть свой интерес?
— И то, и другое.
— Коловратов умер полгода назад.
Петрович развёл руками: мол, всё в воле Божьей.
— Здесь по делу? — спросил я.
— Нет, я же помню номер и время рейса, заехал проводить.
Мы двинулись на регистрацию, после которой я опять вспомнил поговорку: «не имей сто рублей…»
Молоденький сержант пограничник спросил меня: