Но остальное – это и есть Тамара, ее целая, неповторимая жизнь, Господний замысел. Тот, кто ее придумал, – не фраер. И если он запустил Тамару в жизнь, значит, она зачем-то нужна.
– Подыши на меня, – попросила Тамара.
Ей нравилось его дыхание. Так пахнут грудные дети – молочком, а значит, лугом, разнотравьем.
Она заснула в счастье.
А когда открыла глаза – светило солнце. Юра с кем-то разговаривал, потом вернулся. Он был обернут простыней, как древний римлянин в бане.
– Кто это приходил? – спросила Тамара.
– Жена. Я ее не пустил.
– А что она хочет?
– Не знаю. Она все время что-то хочет.
– Вот я уеду, ты к ней вернешься, – сказала Тамара.
Она понимала: от «Юр» не уходят.
– Я никогда к ней не вернусь. И ты никуда не уедешь. Мы будем жить хорошо. Так, как задумал тот, кто все задумал. У нас получится. Я знаю. Поверь мне. Просто поверь, и все.
Он опустился рядом. Обнял.
– Ты опять опоздал на работу, – напомнила Тамара.
– Я никуда не пойду. И ты никуда не ходи.
– И я никуда не пойду.
– Будем весь день вместе.
– А тебе не попадет?
– Не попадет, – успокоил Юра. – У меня есть отгулы. Я кровь сдавал.
– Зачем?
– Чтоб были отгулы.
– Но откуда ты знал, что встретишь меня?
– Я не знал, но я ждал… А когда честно ждешь, все получается.
– Ничего подобного. Моя подруга Нелка честно ждала и даже боролась. Наконец заполучила, а он взял и умер.
– Значит, не теми средствами боролась. Рождала духовных монстров. Они потом собрались и ей наподдали…
– Они ему наподдали, – уточнила Тамара.
– Вот и солдат твой не теми средствами боролся: врал, унижался и в конце концов преступил. Наплодил вокруг себя монстров и монстрят. Они его окружили и затолкали в тюрьму.
– Перестань сдавать кровь, – попросила Тамара. – Ты и так светишься.
Она обняла его, закрыла глаза, чтобы ничто не отвлекало. И они полетели, как на картине Шагала, когда двое летят над домами и крышами, над Петьками и судьями. Над делами и судьбами. Только он. Только она.
Тамара была – как Ева, вкусившая яблоко. Скоро должен кто-то явиться и выгнать ее из рая.
Поезд уходил, набирая скорость.
Тамара высунулась до середины, держась за поручень. Того гляди выпадет. Он бежал за поездом. Как в кино. Или в кино иногда бывает, как в жизни. Вот тебе и командировка по письму. Вот тебе и «радость солдата» – все в одну корзину: и горе Петька, и ее «нечаянная радость в дальней дороге». И Москва впереди. За эти два дня она успела забыть, что у нее есть дом, муж, мотота. Сейчас все это надвигалось со скоростью сто километров в час. А она еще в раю. А впереди – ад. Как совместить эти два помещения и этих двух Тамар?