Первый день на Восточном фронте показался фельдмаршалу фон Рундштедту необычайно напряженным. Все время он с нетерпением ждал весть о глубоком прорыве. Но желанная радиограмма о стремительном броске танковых колонн Клейста так и не пришла в штаб группы «Юг».
Пробегая очередные донесения наступающих армий, он с огорчением бросал их на письменный стол. «Нет главного — большого успеха». Фельдмаршал с удивлением посматривал на оперативную карту — флажки с номерами испытанных танковых дивизий не двигались вперед, они застыли подобно деревянным крестам над могилами гренадеров. В который уже раз он старательно рассматривал за Бугом сеть полевых и шоссейных дорог. Под локтями похрустывали новенькие, пахнущие свежей типографской краской листы, а стрелы ударов так и не удлинялись.
Расстегнув ворот мундира, он подошел к распахнутым балконным дверям. Над Люблином пламенел закат. В небе сверкала красная медь. В ее раскаленных ручьях, поблескивая черепичной чешуей, плавали островерхие крыши старинного польского города.
«Проклятая жара. Душно».
Нет, не только июньская жара изматывала силы и взвинчивала нервы фельдмаршала. Дополнительные радиограммы с переднего края вселили в его душу чувство тревоги, какой-то неудовлетворенности и постепенно вызвали в нем крайнее раздражение.
— Господа, где же запланированный прорыв, где? Удары на десять, двадцать километров — это просто булавочные уколы. Я не вижу трамплина, с которого Клейст может прыгнуть к Днепру! Пехотные корпуса Рейхенау топчутся в пограничной полосе. — Отступая от балкона, Рундштедт презрительно фыркнул и стал похож на бульдога.
Начальник штаба генерал пехоты Зоденштерн и начальник оперативного отдела подполковник Винтер невольно обменялись взглядами. В последнее время командующий группой армий «Юг» старался выглядеть моложе своих лет. Штабной парикмахер посоветовал ему сбрить седые усы и начинающую редеть клинообразную бородку. Фельдмаршал согласился, и его лицо с морщинистой, обвисшей на щеках кожей теперь приняло бульдожье выражение.
Позвякивая у рабочего стола шпорами, Рундштедт продолжал негодовать.
— Плохо, совсем плохо… — Он круто повернулся к начальнику штаба. — Вы понимаете, как выглядит наша группа?! Клейст застрял. А вот в центре, у Бока, и на севере, у Лееба, танковые группы вошли в глубокий прорыв. Сто тридцать километров… Это бросок!
Зоденштерн хорошо понимал: «старейший из генералов» давно привык первым «подавать голос с переднего края». Его радиограммы всегда раньше других армий приносили в ставку Гитлера пальму победы. И вдруг на Восточном фронте — осечка. «Старейшего» обошли более удачливые «соседи». Престиж для Рундштедта был дороже всего. И Зоденштерн поспешил успокоить: