За Курганом маршрутка тормознула; Виктор заметил, что останавливают их не на остановках, как теперь, а где попало, лишь бы по пути. Заскочила парочка студентов из «педа» – пединститута, переселившегося сюда в семидесятых. У чувихи на боку висел диск CD-плеера.
Может, я зря тут как на измене, подумал Виктор. Может, я зря себя накручиваю. Может, этот Финозов просто хочет иметь уникальную вещь, чтобы стать авторитетом. На хорошую коллекцию можно годы ухлопать, и все равно круче местных корифанов не станешь, а тут бац – ни у кого этого нет. Статус? Человеку нормальному мало просто иметь, ему надо еще и быть кем-то. Финозов раньше был: звание, выслуга, награды какие, а теперь он кто? Вот и заводит себе другую реальность и начинает в ней устраиваться: сначала востребован, как писарчук со связями, но это ж мало, тут другое ценится… И вот приходит с улицы человек с раритетом, и какая разница, кто он, этот человек-то: есть раритет, есть некая загадочная история о происхождении редкости, и она всех устроит. Почему бы не такой вариант? Ну да, а принципы? А что принципы? Поглядывать на эту шатенку сейчас – это тоже не принципы… Все мы люди, почему Финозов будет исключением?
На повороте на Бежицкой за тонированным стеклом мелькнула в дымке панорама дремавшего в речной долине его родного района с заводскими трубами БМЗ; эта с детства знакомая картина задела какой-то рычажок в его душе, перед его умственным взором словно мелькнула вспышка, и жаркая волна накатила снизу, перехватив горло неизвестно откуда взявшимся комком.
«Родители! Родители на выезде! Они даже и не поймут, все равно признают… зов крови же! Узнать, что здесь делать, как устроиться, как паспорт получить, а уж тогда… Я и заработаю и помогать буду, старший сын вроде… а как же я тогда с самим собой полажу? Что-нибудь вместе придумаем. Какой-нибудь родственник буду. Двоюродный…»
– У Пролетарского остановите! Вот здесь!
На Пролетарском сквере Виктор не увидел круглосуточного магазина у остановки, но зато по скверу были разбросаны несколько киосков в виде резных избушек, а на бетонной площадке, где обычно останавливался зооцирк, красовалась на низком бетонном постаменте огромная черная «Лебедянка»[2], символ послевоенного возрождения Бежицы.
«Жалко, что не «Пятилетка»… Ладно, потом, потом будем смотреть. Потом будет много времени».
Цель была совсем рядом – серый брусок хрущевской силикатной пятиэтажки с длинной стеклянной лентой витрин магазина «Силуэт» на первом этаже; только с торца выросла какая-то чужеродная железная будка, выкрашенная ярким кровельным суриком, – вроде автометеостанции. Знакомый подъезд, и все так же скрипят за спиной детские качели, будто занесенные сегодняшним ветром-хулиганом из школьной поры, когда здешних пацанов считали «за Кордоном». Дверь подъезда открылась: какой-то мужик выносил синее пластиковое ведро в мусорку. Виктор не стал ждать и тут же проскочил на лестницу.