Салли интуитивно понимал, что Строитель перестал работать, как любая машина может зависнуть, если ее зубчатые колеса обездвижены металлическими опилками, забившимися между зубцами. Они были спасены.
С другой стороны, «Хаммер» был теперь бесполезен, и еще трое Строителей окружали их.
* * *
Обнаженная женщина, вышедшая из темной гостиной Коррины Рингуолд в фойе, не была блондинкой, как та в голубом платье, но была даже более красивой брюнеткой, менее реальной, чем любая ретушированная фотография любой пластифицированной и заботоксенной голливудской звезды. После того, как она вышла на свет и дала Расти момент полюбоваться своей физической совершенностью, ее нос завалился в череп, ее лицо сморщилось вокруг этой дыры, а затем завернулось внутрь, и голова потонула, исчезнув с глаз в отростке шеи.
Позади Расти, когда он пытался сохранить остатки разума, снова прозвучал дверной звонок.
Лицо брюнетки сформировалось на животе ее безглавого тела, ее груди теперь выглядели как выступы на лбу. Ее глаза были зелеными и свирепыми, а голос — обольстительный и торжествующий, когда она сказала:
— Я твой Строитель.
* * *
Находясь в захвате Девкалиона, уверенный в своей силе над гигантом, Виктор, тем не менее, решает изменить тактику:
— Зачем быть защитником их вида? Они хуже тебя. Они такие же люди, как и все, все человечество, и вдобавок ненавидят друг друга, сговариваются друг против друга, воюют друг с другом.
— И некоторые желают другим смерти, — говорит Девкалион.
— Да, за что-то, что называется долгом и за что-то, что зовется любовью — и это идеи, а не что-то реальное. Ты не можешь отрицать, что они живут ради похоти, ради жадности, чтобы завидовать и оправдывать насилие своей завистью, чтобы искать силу друг над другом и безжалостно ее применять.
— Большинство из них не такие, — говорит гигант. — Но среди них достаточно таких, как ты, Виктор, сбивающих их с пути снова и снова, коварных политиков и противных самим себе интеллектуалов, самодовольной элиты, совращающей их с их лучших качеств. По миру ходит змей, и подписав с ним соглашение, ты потратил свою жизнь — свои жизни — распространяя его яд.
Виктор знает, что находится на правильной стороне в этой дискуссии, и он не стесняется напирать дальше, в лицо:
— Они считают себя особенными, часть из них — бессмертными, но судя по миру, который они создали, это сточная труба из порока и эгоизма, из кишащего червями хлеба и нелепых цирков, становящихся все более мрачными год от года. Они претендуют на жизни, имеющие значение, при этом гонятся ни за чем иным, как за бессмысленным возбуждением.