В 1915 г. Евгений Дмитриевич становится приват-доцентом восточного факультета. Коллеги с самого начала плохо приняли чужака. Далеко не самый консервативный из них, ведущий китаист факультета В. М. Алексеев, писал в письме, что Поливанов не может считаться полноценным востоковедом. Но преподавание шло успешно, появились первые публикации. В эти же годы молодой приват-доцент сблизился с группой столь же молодых литературоведов и лингвистов, в большинстве тоже бывших студентов И. А. Бодуэна де Куртенэ (Ю. Н. Тынянов, В. Б. Шкловский, Б. М. Эйхенбаум, О. М. Брик и др.), создавших знаменитый ОПОЯЗ («Общество по изучению поэтического языка»). И в это же время Поливанов совершает в 1914, 1915 и 1916 гг. три поездки в Японию.
Об этих поездках сохранились отчеты самого Поливанова и воспоминания японцев, с которыми он общался. Одним из них был языковед Сакума Канаэ, впоследствии один из лидеров японской лингвистики. Сакума был на три года старше русского коллеги, но он и другие встречавшиеся с Поливановым ученые сразу признали его превосходство в ряде отношений. Загадкой и для западных японистов, и для самих японцев долго оставался характер японского ударения. А 23-летний русский ученый определил, что в этом языке имеется так называемое музыкальное ударение в более или менее чистом виде; как он писал, «констатирование указанных японских фактов можно сравнить с открытием новых видов в ботанике и зоологии». Характер японского ударения он и объяснял носителям этого языка.
А уже в 70-е гг. японские исследователи посетили деревню в пригороде Нагасаки, где Поливанов когда-то первым изучал местный диалект, и записали воспоминания пожилой женщины, единственной, кто там в это время оставался из знавших Поливанова. Она запомнила абсолютно белого «Пори-сан», лежавшего на местном пляже. Она рассказала и о том, какую ошибку он допустил. Способный к языкам, Поливанов быстро обучился диалекту деревни, но затем решил поговорить с местными жителями на нем. И сразу они замкнулись и перестали с ним общаться вообще. Молодой японист не учел, что диалект для японцев – средство общения со «своими», а человек другой расы не мог восприниматься как «свой» и поведением вызвал подозрения.
Как бы то ни было, Поливанов во время поездок собрал значительный материал по четырем диалектам: Токио (к тому времени он уже лег в основу нового литературного языка), Киото, Нагасаки и Тоса, два последних изучались вообще впервые, а у двух первых впервые были изучены фонология и ударение. Им были написаны четыре очерка, часть из которых ему вскоре удалось опубликовать в виде нескольких статей и первой (если не считать ранее изданного конспекта лекций на Женских педагогических курсах) своей книги «Психофонетические наблюдения над японскими диалектами» (1917). Психофонетикой он вслед за своим учителем называл фонологию. В это же время ученый разработал и опубликовал в том же 1917 г. очень удачную и построенную на научных принципах кириллическую транскрипцию для японского языка, которую японисты с тех пор всегда (включая годы, когда Евгений Дмитриевич считался «врагом»), называли «поливановской».