Учительницы осмотрели все помещения, обещали через недельку еще навестить и ушли.
Ребята проводили их до ворот. Многим они очень пришлись по душе.
— Вот бы к нам таких учительниц, хорошо бы! — сказал Гошка.
Колька с Жихаркой, Сенька и еще кое-кто были такого же мнения.
Мишка недоброжелательно отозвался об учительницах, его сторонники — Васька, Яцура и другие — тоже.
Девочки сперва молчали, но по глазам было видно, что они на Гошкиной стороне; однако, боясь противоречить Мишке, скромно заявили, что они и Катериной Астафьевной довольны.
После отъезда учительниц Катерина Астафьевна приказала вынести большие образа в кладовку, а маленькие оставить.
Мишкины сторонники запротестовали... Назло вымыли старую облезлую икону, укрепили в углу, украсили ветками пихты и кедра, повесили лампаду; девочки проделывали то же самое: украшали в своей спальне висевшие в углу иконы. А вечером, после ужина с особым азартом пели молитвы; девочкам подтягивали Мишка и его компания.
Гошка с Жихаркой и Колька теперь осмелели и стали протестовать.
— Да бросьте выть, надоело уже! Скулят, скулят! — за это Катериной Астафьевной они были изгнаны с позором вниз.
Весь следующий день ждали, что приедет новый заведующий, — не приехал; на третий — тоже; прошла неделя, другая — никого!
— Враки! — издевался Мишка над Гошкой, — вот тебе сыты и одеты! Иконы помешали, сразу видно, что нехристи.
Пока что ребята чувствовали себя без всякого начальства.
Катерина Астафьевна и слово сказать боялась: "Кто его теперь знает, по новым-то порядкам, под ответ не попасть бы?".
Ребята совсем перестали ее слушаться.
Даже Шандору, погрозившему в мастерской ребятам, Колька дерзко ответил:
— Тронь только, попробуй! Красные-то недалеко!.. — и Шандор только бормотал по-своему, но "попробовать" не решался.
Только Тайдана еще ребята слушались.
— Думаете, красные за всякие штуки вас по головке будут гладить? — стыдил он иногда расходившихся ребят. — Нет, за озорство они дюже не хвалят.
По вечерам к Тайдану приходил старик Кундюков. Ребята не упускали случая послушать о новостях, которые он привозил либо из города, либо со станции. Кундюков ругался, что "товарищи" замучили на нарядах, лошаденка измоталась, да и сам без отдыха.
— Кабала какая-то! Ну, да постой... — говорил он. — Слышь, Тайдан, Попадейкинские никто не выехал, ни одного коня не дали. Про Богородских болтают, что комиссаров выгнали, а на Барабе что-о-о!.. не знаю верить, не знаю нет!
— Богородские — отчаянные, — вмешался в разговор солдат, — фронтовики там, оружия много попрятано у них всякого. Однако к весне разгорится дело, не иначе.