Арабская поэзия средних веков (Имруулькайс, Маджнун) - страница 6

Теперь мне заменят коварных собратьев моих
три друга, которые ближних родней и желанней:
Горящее сердце, свистящий сверкающий меч
и длинный мой лук, желтоватый и гладкий от рук,
Украшенный кистью и перевязью ременной,
упругий, звенящий, покорный уверенной длани.
Когда тетива запускает в пространство стрелу,
он стонет, как лань, чей детеныш в пустыне пропал.
He стану гонять я верблюдиц на пастбище в зной,
когда их детеныши тянутся к вымени ртами.
Не стану держаться за бабий подол, как дурак,
который во всем доверяет советам жены.
Не стану, как страус, пугливо к земле припадать,
всем телом дрожа и пытаясь укрыться крылами.
Я знаю, что лень не добро нам приносит, а зло,
беспечность страшна — неприятель врасплох застает,
Не стану, как щеголь, весь день себе брови сурьмить,
весь день умащать свою плоть дорогими маслами
И мрака не стану пугаться, когда мой верблюд
собьется с дороги в песках и, чего-то страшась,
Припустит бегом по холмам, по кремнистой тропе,
зажмурив глаза, высекая копытами пламя.
Неделю могу я прожить без еды и питья,
мне голод не страшен и думать не стану о нем,
Никто не посмеет мне дать подаянье в пути,
глодать буду камни и в землю вгрызаться зубами.
Склонись я к бесчестью, теперь бы я вволю имел
еды и питья, я сидел бы на званом пиру,
Но гордое сердце бежит от соблазна и лжи,
бежит от позора, в пустыню бежит от желаний.
Я пояс потуже на брюхе своем затянул,
как ткач искушенный — на кроснах упругую нить,
Чуть свет я скачу, словно серый поджарый бирюк,
по зыбким пескам, по следам ускользающей лани,—
Чуть свет он, голодный, проносится ветру вдогон
вдоль узких ущелий и необозримых равнин,
Он воет, почуя добычу, и тут же в ответ
собратья его в тишине отзываются ранней.
Сутулые спины и морды седые снуют,
как быстрые стрелы в азартных руках игрока>{5},
Волнуется стая, как рой растревоженных пчел,
когда разоряют их дом на зеленом кургане.
Оскалены зубы, отверстые пасти зверей
зловеще зияют, подобно расщепу в бревне,
Вожак завывает, и прочие вторят ему,
и вой тот печален, как загнанной серны рыданье.
Вожак умолкает, и стая свой плач прервала,
и сгрудились волки, подобно толпе горемык.
Что толку скулить? Лишь терпенье поможет в беде.
И стая умчалась, оставив следы на бархане.
Томимые жаждой, летят куропатки к воде,
всю ночь кочевали они, выбиваясь из сил,
Мы вместе отправились в путь, я совсем не спешил,
а птицы садились и переводили дыханье,
Я вижу, кружатся они над запрудой речной,
садятся, а я свою жажду давно утолил,
Они гомонят, словно несколько разных племен,
сойдясь к водопою, в едином сливаются стане,