Я снова замерзла под одеялом. Предупреждает, негодяй! Неужели не миновать мне ванны с кислотой? А еще уют мой хвалит!.. Милая моя квартира, милые стены, милая кровать… Господи, как умирать не хочется! Я сквозь слезы оглядывала свое жилище и уже прощалась с ним, как вдруг мой взгляд упал на один предмет в серванте. Я уже упоминала, что дома у меня полно всякой муры, надаренной бывшими учениками. Мама тоже до пенсии работала педагогом (династия мучениц!), и ей в течение всей жизни ученики дарили такую же муру. Остановивший мое внимание предмет был преподнесен маме еще в молодости («сейчас такого не делают!») и позже передарен мне в качестве очень ценной и высокохудожественной вещи. Это чугунная фигура Хозяйки Медной горы, едва влезшая в сервант. Насчет высокохудожественности вещи очень даже можно спорить — у Хозяйки прямоугольные бедра и бюст в форме ящика. Но мама уверяет, что это настоящее каслинское литье. Главное то, что вещь чрезвычайно тяжелая. А что, если я, плетя кружево интеллектуальной беседы, под каким-либо предлогом извлеку Хозяйку из серванта и незаметно тюкну ею маньяка по башке?
Я сразу воспряла духом и посмелее глянула на пресловутый белый плащ. Конечно, подкрадусь сзади и тюкну по этой круглой стриженой голове! Маньяк был рус и от природы кудряв. Мелкие короткие завитки походили на лепестки гиацинта — я встречала это сравнение у какого-то античного поэта, встречала давно, еще когда в институте готовилась к экзамену, но теперь в первый раз видела такие кудри. На минуту даже мелькнула мысль: а вдруг это вовсе не маньяк? Нет, как же иначе! Зачем он хотел выпрыгнуть за мной из троллейбуса? Зачем влез в мою квартиру? Зачем говорил всякие страшные вещи, например, что мне угрожает опасность? Не о ерунде надо думать, а о том, как достать чугунную бабу из серванта.
— У меня много забавных вещей, — сказала я. От волнения мой язык едва ворочался. — Есть в серванте портрет Мандельштама из ракушек. Хотите, покажу?
— Да вы лежите, лежите! — заботливо остановил меня маньяк.
— Не хочу больше лежать. Я устала лежать. Лучше покажу вам Мандельштама!
Я освободилась от одеяла, обула тапочки и этаким невозмутимым Штирлицем направилась к серванту. Вот он, Мандельштам, на полке. Мне бы только открыть сервант, взять каслинскую даму, потом сделать два шага и…
— Вы удивитесь, когда увидите Мандельштама… Поразительное сходство! Как живой, а ведь это всего-навсего ракушки, — фальшиво ворковала я, пытаясь ногтями отодвинуть стекло. Чертов сервант не открывался!.. Я до седьмого колена прокляла изобретателя этих движущихся стекол. Потом прокляла конкретного изготовителя именно этого серванта. Еще бы! Старый мамин сервант! — Весь рассохся, полки провисли! Мама мне его навязала, уверяя, что в нем прекрасно смотрится посуда и статуэтки. Сервант и прежде был мне несимпатичен. Гнусное порождение шестидесятнического минимализма на козьих ножках! Отвратительное витринное стекло! Из ложной деликатности я взяла в дом этот гроб, и вот теперь из-за него сама сыграю в ящик!