— Екатерина Андреевна, позвольте Вам напомнить, что к пяти часам Вы должны быть полностью готовы, — строго напомнила вошедшая Наталья Николаевна, которая всем своим видом говорила о неоспоримости своих слов. Она была одета в простое на сие времена кремовое платье, которое лишь подчёркивало бледность её кожи и большие выразительные глаза. Как бы я ни хотела поговорить с А.С. Пушкиным, не могла ослушаться свою тётю. Поэтому, выпрямив спину, покинула кабинет.
На моей голове соорудили какую-то причёску, завив волосы горячими щипцами. Моя шея затекла, пока одна девушка с очень ловкими пальчиками укладывала мои непослушные и жёсткие волосы во что-то грандиозное. И это даже несравнимо с тем, как мне было больно при надевании на меня корсета и дальнейшем его затягивании. Казалось, что мне не хватает воздуха. Да, при таком ограниченном поступлении кислорода было довольно легко упасть в обморок, чем, скорее всего, пользовались светские дамы при любом удобном случае. Голова немного закружилась, так как корсет затянули по максимуму, но я стойко держалась, пока на моё худое тело надевали тяжёлое платье персикового цвета, которое, надо сказать, прекрасно на мне смотрелось, хотя к причёске я не была столь же благосклонна.
Я вышла из комнаты, направляясь в залу, где меня уже ждала чета Пушкиных и услышала слова Александра Сергеевича, посвящённые мне:
Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.
Я залилась краской, услышав их. Слова стихотворения лились, словно река, мелодично и красиво, завораживая своей необыкновенностью. Я некоторое время стояла с открытым ртом, не зная, что ответить, но потом сделала неопытный и неуклюжий реверанс. Я постаралась выразить в нем всю свою признательность, но наткнулась только на строгий взгляд моей тётушки, Натальи Николаевны.
Я удивилась помпезности салона, в который мы прибыли. Сначала мы поприветствовали хозяйку, после чего сели за стол. Я заметила, что к Пушкину относились все по-разному. Кто им просто восхищался, вознося до звания гения (коим он и являлся, по моему мнению), кто презирал и не мог переносить, завидую его полёту ума. Вторых меньше, и большинство из них были мужчины. Особенностью этого ужина было то, что независимо от того, что ты занят едой, твоей обязанностью было поддержание беседы, в противном случае, общество будет считать тебя нелюдимым.
Рядом сидящие мужчины сговорились и решили подшутить над Александром Сергеевичем, складывая кости от курицы к нему на салфетку, делая это как можно более незаметно. Конечно, такое поведения было вопиющей невоспитанностью, но все молчали, чтобы не поднимать скандал в обществе, а, впрочем, может, и не замечали. Казалось, что Пушкин совершенно безразлично относится к такому поведению мужчин, лишь продолжая трапезу.