К этому небольшому коническому шатру, отстоящему от прочих в стороне, Курт шел почти через весь лагерь, помахивая в такт шагам внушительной деревянной баклагой, постоянно ощущая на себе взгляды бойцов и рыцарей, взгляды любопытствующие, полные затаенного страха, настороженные… Полный набор, привычный. С одним исключением: сегодня и здесь не было взглядов ненавидящих, разве что парочка завистливых. Кое-кто был бы не прочь сейчас оказаться на его месте.
Стража у входа была для этого лагеря непривычно внушительной, и Курт подозревал, что любопытствующие не предпринимают попыток заглянуть внутрь или лезть с расспросами не только повинуясь приказу Фридриха, но и вполне резонно опасаясь этих парней. При определенных условиях он бы и сам опасался…
Со стоящими у входа он поздоровался кивком, те ответили таким же коротким наклоном головы.
— Опамятовался совершенно, — сообщил один из стражей. — Взгляд прояснел, пару раз дернулся, но глупостей делать не стал. Быстро, — добавил он, и в голосе сквозь отстраненную неприязнь прозвучало почти уважение. — Думал, до завтрашнего утра будет не в себе… Войдете к нему? Мы нужны?
Курт осторожно отодвинул полог в сторону, бросив взгляд на то, что было внутри, и качнул головой, входя:
— Нет. Справлюсь сам.
Когда полог опустился за его спиной, он молча поставил баклагу у порога и неспешно подошел к тяжелому столбу в центре. Столб вчера врывали в землю до установки шатра — врывали основательно, крепко, проверяя на шаткость силами нескольких бойцов; крестовину, закрепленную на столбе, они же пробовали на отрыв и слом… Цепь, по идее, в испытаниях не нуждалась, но тщательно проверили и ее. Сможет ли пленник перекусить деревянный кляп, оставалось проверять лишь по ходу дела.
Капеллан Фридриха благословил и окропил святой водой землю до установки столба, и сам столб, и крестовину, и оковы, и шатер; стража у входа получила причастие, как и сам майстер инквизитор, в последний раз принимавший Тело и Кровь Господни еще в Бамберге, перед отъездом…
Каспар за эти дни осунулся, вокруг запавших глаз проступили хорошо различимые даже в полумраке шатра синяки, еще одна внушительная гематома осталась на подбородке — там, куда пришелся удар Курта; вырезанные им руны покрылись сукровичной коркой и не зажили до конца, как, наверное, случилось бы, не покинь его благословение Вотана. Поверх рун красовались тоже уже подсохшие крестообразные ожоги — вдали от совета вышестоящих и expertus’ов Курт ничего иного не придумал для нейтрализации возможного воздействия нанесенных Каспаром знаков…