Занкан почувствовал приближение конца. «Абуласан прекрасно знает, что я этого не сделаю, что иудеи никогда не предадут царицу, и все же просит об этом, просит сейчас, а спустя какое-то время потребует и тогда…» А Абуласан неторопливо продолжал:
— Ты, верно, догадываешься, почему мне необходима клятва в верности со стороны иудеев. Если народ не присягнет на верность, начнется смута, прольется кровь, брат пойдет убивать брата. А мы не хотим кровопролития, мы и не допустим его, но если уж кровь прольется, ты же знаешь, пострадают и иудеи, — тут Абуласан понизил голос, словно поверяя Занкану какую-то тайну, — откроюсь только тебе, царь в первую очередь покарает тот народ, тот город или деревню, кто не пожелал ему поклясться в верности.
«Похоже, они уже проиграли сражение», — подумал Занкан.
— Поэтому я прошу тебя об этом не ради Боголюбского, а ради блага твоего же народа. А ты здесь и сейчас должен присягнуть на верность Боголюбскому.
«Ему не терпится покончить со мной», — пронеслось в голове у Занкана.
— Иного пути у нас нет, Занкан, ты должен поклясться, а я — принять твою клятву, — спокойно, все с той же улыбкой проговорил Абуласан.
«Он знает, я никогда этого не сделаю, а это значит, что судьба моя решена. Как мне быть? Господи, вразуми меня, помоги найти правильное решение… Я не должен давать ответа, который он ждет от меня, но и отказываться пока не следует».
— Вот так, мой Занкан, в жизни каждого человека наступает момент, когда он должен сделать для страны больше, чем может.
«Надо помалкивать, сейчас молчание дороже золота».
— Ну, клянись, Занкан!
«Молчание — ответ, невысказанный ответ».
— Я жду, Занкан!
Занкан хранил молчание. Абуласан тоже не спешил. Был внешне спокоен. Прошелся, насколько это было возможно, по комнате.
— Я сказал, я жду!
«Да, да, и молчание — ответ. Он все понял, не хотелось бы, чтобы он так сразу все уяснил себе, но…»
— Стало быть, не отвечаешь? Не клянешься в верности Боголюбскому?
Занкан сохранял безмятежный вид.
— А все потому, что ты иудей и тебе плевать на судьбу Грузии! — закричал вдруг Абуласан. Лицо его покрылось пятнами, глаза сверкали от гнева.
Занкан сдержал себя и продолжал спокойно смотреть на Абуласана. То, что должно было случиться, случилось. Теперь все в руках Божьих, все будет так, как пожелает Господь. Потому на душе у него было спокойно, ибо он знал, изменить ничего нельзя.
И тут заржал белый конь. Абуласан вскинул голову (глаза его продолжали метать искры) и, почти деля слова на слоги, отчеканил:
— Занкан Зорабабели, ты сейчас же, здесь поклянешься мне в верности Боголюбскому. А потом сделаешь все, чтобы на верность царю присягнули все евреи. Это необходимо для блага Грузии.