— Я достаточно трезво оцениваю свое положение, — сказал он, преодолев приступ стыда.
— И вы, конечно, вправе давать свои оценки…
— А какую бы оценку вы дали сами?
— Нет, нет, — быстро ответил он. — Вы правы, конечно. Объективный вывод может быть только один.
— Но это еще не все.
— Что вы имеете в виду?
— Одну минуту. Чтобы наш дальнейший разговор стал конкретней, скажу наперед, что Александра Катышева стала преступницей.
— Да она просто чудачка, легкомысленная женщина, — снисходительно отмахнулся Агранович.
— Вы ошибаетесь.
— Ее и раньше беспокоила милиция. Один раз даже хотели привлечь за спекуляцию какими-то тряпками, хотя всем известно, что женщины вечно что-то продают, покупают… Но тогда вышла амнистия, и все прекратили.
— Повторяю, вы ошибаетесь. Катышева — опасная преступница. Я говорю без всякого преувеличения… А теперь вернемся к началу разговора… Вы никогда не задумывались над тем, что, устроив Катышевой диплом, потом выплачивая деньги за работу, которой она не делала, вы, по сути дела, воспитывали в ней преступницу?
— Ну, это уж слишком рискованный вывод, по-моему, — попробовал возразить тот, не возмущаясь, однако.
— Давайте задумаемся. Как вы полагаете, сама Катышева понимала, ради чего вы создаете ей жизнь, на которую она не имеет права?
— Вполне вероятно.
— Зачем же так?! Все она отлично понимала. И, кроме того, видела, что можно залезать в государственный карман, не рискуя быть схваченным за руку, не опасаясь потерять служебное положение и даже авторитет среди своих коллег. Это касается уже вас. Вы почти десять лет таскали за собой девчонку отнюдь не ради служебной необходимости. А ведь она взрослела за эти годы, через вас приобретала свой жизненный опыт. Почему, думала она, одни могут красть, а другим это не позволено?
— Вы обвиняете меня?
— И самым недвусмысленным образом, Арон Яковлевич. Поймите, вы крали государственные деньги, а в конце концов и душу человеческую. И вас никто не решился даже упрекнуть, никто не сказал об этой связи вашей жене, боясь нарушить начальственное душевное равновесие.
— Вы об этом только мне говорите? — спросил Агранович.
— А мы посоветуемся, Арон Яковлевич. Скажите, в каких отношениях вы с Мешконцевым в Караганде?
— В самых лучших.
— Вы знаете, что Катышева обокрала его?
— Вам и это известно?
— Как видите. Почему Мешконцев делает вид, что не придает этому значения? Почему он не захотел возбудить против Катышевой уголовное дело?
— Только ради меня.
— Вот видите! Ваш авторитет, оказывается, настолько велик, что даже Мешконцев, не желая осложнения в отношениях, готов молчать о своем ущербе.