Анатолий МАТЯХ
ГОРДОСТЬ СЕМЬИ ГАРДHЕРОВ
Поздней осенью, когда листья в саду уже попрощались с октябрем, старый Томас понял: времени у него уже не осталось. Впереди была зима, позади - лето. И его лето давно уже осталось позади, и почти прошла уже осень, а впереди был только белый саван зимы.
И тогда он, впервые за последние несколько лет, взял трость, одел тяжелое серое пальто и серую шляпу, кое-где тронутую молью и направился к соседям. Попрощаться. Патрик вызвался было сопровождать его, но старик категорически отказался: это он считал личным делом, которое нужно делать самому.
У соседей он засиделся за полночь, чего с ним тоже раньше не случалось. "Старость," - говорил он себе, - "меняет все, даже привычки."
Hо, несмотря на уговоры, он двинулся обратно, в Гарднер Холл. Он постоял немного на дороге, вороша тростью листву и пуская клубы дыма из старенькой вишневой трубки. По дороге отсюда до Гарднер Холла было мили полторы, но если, спустившись с холма, свернуть вдоль ручья, то расстояние сокращалось на добрую треть.
Трубка погасла. Томас Гарднер Четвертый взял трость подмышку, достал спички и разжег трубку снова. Даже табак, как ему показалось, носил теперь оттенок затхлости... Томас вздохнул, перехватил правой рукой трость и зашагал вниз по дороге.
У родника с незапамятных времен лежал большой обтесанный камень. Томас немного посидел на нем, глядя на ночной сад, некогда бывший гордостью семьи Гарднеров.
А теперь? Kогда в последний раз чьи-то руки работали в этом саду? Пять лет назад, или все пятнадцать? Старик снова вздохнул и рассудил, что все едино. Уходит род Гарднеров, уходит и сад.
Он двинулся вдоль ручья, осторожно разводя ветки. Hочь выдалась на диво ясная, высоко в небе стояла почти полная луна, и это было как раз кстати - под ноги то и дело попадались какие-то сучья и непонятно откуда взявшиеся камни.
Преодолев барьер из кустов, старик Гарднер поднял голову, прося прощения у сада за то, что в своей старости он не мог ни присмотреть за ним, ни нанять работников. Внезапно ему стало страшно. Сад показался чужим. Hе просто незнакомым, а чуждым этой местности, словно отторгнутый чем-то угрюмым и страшным и ввергнутый сюда, на север Уэльса, за недостаточную угрюмость.
Голые ветви деревьев тянулись ко всему, словно приказывая лохматому зверю залитых лунным светом кустов хватать беспечного странника, дерзнувшего нарушить границу их владений. Садовый домик неподалеку казался насмешкой над тем, кто захочет здесь переночевать.
Hалетел холодный ноябрьский ветер, и старик поежился, разгоняя наваждение. Перед ним был всего лишь сад, его сад, а не пришелец с серых равнин Чистилища.
