Это твоя, победил льва ты, она же тебя.
Женщина стрелы взяла, Лернейским
[124] окрашены ядом,
Хоть и по силам едва тяжкую прялку поднять;
Палица в слабой руке, зверей укрощавшая хищных,
В зеркале весь отражен бранного мужа убор.
Это лишь слышала я, молве не хотелося верить,
Но уж от слухов к моим чувствам доходит печаль.
Вот перед взором моим проводят наложницу мужа,
И бессильна таить горькую муку душа.
И не ведут стороной: срединою города входит,
Так ненавистна моим взорам, добыча твоя.
Не в беспорядке у ней, как следует пленнице, косы;
Не закрывает лица, скорбь обличая свою, —
Пышно вступает, блестит уборов золотом пышных,
Как одевался и ты в Фригии дальней, Геракл.
Смотрит надменно в толпу, – ведь ей Геркулес покорился.
Точно родитель у ней жив, и не гибла страна.
Что же, ведь можешь изгнать Этолянку ты Деяниру;
Имя наложницы та сложит и станет женой;
Так Евритиде
[125] Иоле с безумным героем Алкидом
Браком позорную связь славный Гимен закрепит,
Ум помутится от дум, и холод проходит по телу,
И на колено падет, как обессилев, рука.
С целой толпой и меня любил ты, но только невинно;
Не подосадуй, – была двух я причиною битв.
Плача, рога Ахелой
[126] у влажного брега слагает,
Обезображенный лоб в ил погружая речной,
И в смертоносных волнах Евеновых Несс
[127] умирает,
Полумужчина, кропя конскою кровью волну.
Но для чего говорить? Пишу я, а слух уж доходит,
Что обессилен супруг ядом рубашки моей.
[128]Горе, что сделала я? Куда увлекла меня ревность?
Что, нечестивица, ты медлишь еще умереть?
Или ж на Эте крутой супруг истерзается болью,
Ты же, виновная в том, хочешь его пережить?
Если доныне хоть что я сделала, дабы Алкида
Слыть женою, так будь брака залогом, о смерть!
[129]Вот когда, Мелеагр, во мне сестру ты признаешь.
Что, нечестивица, ты медлишь еще умереть?
Проклят, проклят наш дом! На троне царствует Атрий,
[130]А Энея вдали скудная старость гнетет;
Брат мой, Тидей,
[131] но чужим берегам изгнанником бродит,
Пламенем был роковым заживо пожран другой;
[132]Мать поразила мечом и грудь, и грустное сердце.
[133]Что, нечестивица, ты медлишь еще умереть?
Только в одном поклянусь святейшею правдою брака:
О, не подумай, что смерть я замышляла твою.
Это Несс, острием пронизанный в алчное сердце, —
«Сила любовная есть, – молвил: – вот в этой крови
В Нессоном яде смочив, тебе я послала рубашку.
Что, нечестивица, ты медлишь еще умереть?
Так простите ж, отец престарелый и Горго родная,
Милая родина, брат, кровли лишенный родной,
И сегодняшний день, последний для нашего взора,
И, – когда бы ты жил! – с отроком Гиллом супруг.