Как Приам обо мне помыслит, супруга Приама,
Братьев Париса толпа и Дарданийских матрон?
Да и сам ты едва ль на мою понадеешься верность,
Собственный станет пример вечно тебя угнетать.
Кто бы ни прибыл потом пришлец в Илионскую пристань,
Всяк опасений тебе станет предлогом, Парис.
И в раздраженьи не раз и сам мне «развратница» скажешь,
Точно забудешь, что есть в нашей вине и твоя.
Будешь греха моего и карою враз, и виною.
Раньше пускай у меня очи засыплет земля!
Нам Илионских богатств и пышных нарядов восторги,
И посуленных даров много обильнее нам.
В пурпур, знать, облекут меня и в ткань дорогую,
И драгоценно-тяжел будет убор золотой.
Сжалься над слабой душой! Дары твои столько не стоят.
Диво, но что-то меня держит в родимой земле.
Кто в оскорблении нам поможет на бреге Фригийском?
Братьев откуда найду, помощь родителя я?
Все обещанья давал Язон коварный Медее,
Но от Эзоновых врат все-же прогнали ее.
Нет Эета
[212] отца, к кому воротиться презренной,
Матери Идии нет и Халкиопы сестры.
Правда, того не боюсь; но разве боялась Медея?
Часто надежде своя ж станет обманом мечта.
Разве не всем кораблям, которые ныне бросает
В море открытом, была в пристани влага тиха?
Страшен и факел душе, который рождала кровавый
[213]Перед родами твоя мать, как почудилось ей;
И предвещаний боюсь пророков, которые, слышно,
Молвили, будто спалит Трою Пелазгов огонь.
Пусть благосклонна к тебе Киферея, приявши победу,
И по суду твоему двойственный славный трофей;
Но боюся других, – коль только ты вправду хвалился,
Тех, проигравших вдвоем дело пред смертным судом.
[214]Знаю, что вспыхнет война, когда за тобою поеду,
И побредет чрез мечи бедная наша любовь.
Или с Кентаврами в бой жестокий заставила выйти
Атракиянка
[215] родных Гипподамия мужей,
А Менелай, ты мечтал, помедлит в праведном гневе,
И мои близнецы – братья, и дед Тиндарей?
Пусть и тщеславишься ты и громкие славишь победы,
Не отвечает речам этим наружность твоя.
Вижу, приличней любви, чем битве Парисово тело.
Войны оставь храбрецам, сам же любовником будь!
Гектора славишь, – ему ж вели за Париса сражаться.
Стоит иная война вечных усилий твоих.
Ими, когда б я была умней и хоть мало смелее,
Я б насладилась; из дев всякая умная то ж!
Или, стыд отложив, быть может, и я наслажуся
И, побежденная, все – руки и сердце предам.
Просишь, чтоб тайно о том с тобой мы условились лично.
Ведаю, хочешь чего, что ты беседой зовешь.
Но непомерно спешишь, и жатва твоя не доспела,
И промедленье само в пользу желаньям твоим.
Полно ж! И тайной мечте сообщница, эта бумага
От утомленья в перстах долгий кончает свой труд.