– А почему же тогда Роман Закряжный утверждал, что это вы подожгли портрет императора Петра Великого в Воспитательном доме?
– Он, мошенник, такое утверждал? – Модест вскочил и начал рвать с шеи душивший его галстук отвратительного розового цвета. – Ах, тварь! Предатель! Негодяй!
– Довольно, господин Багулин, – прервал его Вирхов, – ваше запирательство ни к чему не ведет. Вы хотели вынудить художника застраховать его шедевры.
Могло показаться, что Карл Иванович твердо уверен в истинности своих слов, – так убедительно звучал его голос, так жестко двигались тонкие губы и выпуклый подбородок с глубокой ямочкой посередине. Модест Багулин, смотревший во все глаза на следователя, не знал, что Карл Иванович отрабатывает новый метод допроса, придуманный им самим. Этот метод он назвал «буря и натиск». И состоял он в том, чтобы как можно более уверенно нагнетать в уме допрашиваемого самые умопомрачительные, самые невероятные версии и мотивы – да так, чтобы тот не выдержал напряжения, сорвался и сам выдал себя.
– Зачем вчера вечером приходил к вам Роман Закряжный? – продолжал давить Вирхов.
– Он, Роман то есть, зашел, потому что вы его отпустили, – неуверенность и слабость чувствовались в каждом слове Модеста. – Я даже думал сначала, что он сбежал из заточения!
– Напрасно, господин Багулин, – отрезал Вирхов, – от нас сбежать никому не удавалось. А вот что он делал у вас?
– Он, у меня... рассказывал... просил помощи... – лепетал Модест.
– Какой помощи?! – гремел Вирхов.
– Всякой, всякой, господин следователь, и человеческой, и денежной...
– Чего он от вас хотел? – не снижал натиска Вирхов. – Отвечайте коротко и ясно.
– Он, он хотел, чтобы я дал ему денег, – продолжал лепетать Модест.
– А зачем?
– Он опять на мели... Холсты, краски, реквизит. .. Он хотел, господин Вирхов, чтобы я дал ему денег, а он обойдет все места расположения своих портретов и заплатит за ночное дежурство прислуге... Портретов-то много... И денег надо много...
– А откуда деньги у вас в большом количестве? – наседал Вирхов.
– И у меня нет, нет у меня таких денег, – застонал Модест, – зачем вы меня мучаете? Едва отделался от проклятого гения.
– И где же ныне пребывает господин художник?
– Побежал дальше деньги искать. Но обещал заглядывать ко мне, чтобы узнавать сведения о мистере Стрейсноу.
– А что его интересует в этом англичанине? – спросил Вирхов.
– Видите ли, господин следователь, – заерзал на стуле Модест, – я обещал вам говорить всю правду, так я ее и скажу. Вы показывали Роману какие-то следы, нарисованные на бумаге... Вы не знаете художников, не знаете их творческую фантазию! Может быть, он и сказал вам, что рисунок ноги похож на мой, не знаю, но мне он говорил совершенно другое.