— О чём же вы гутарили?
— Поговорить не пришлось. Встретил Михаила Александровича у калитки. Представиться постеснялся.
— Ай, ай, какой стеснительный! По тебе не видно. Небось в тихом омуте черти водятся.
Я давно отметил склонность казаков к шутке, балагурству, и эта черта в девушке мне нравилась. Я присел рядом с намерением исправиться за неудачное катание на лодке. Прочитать какое-нибудь своё стихотворение? Не глупо ли получится? Рассказать анекдот? Но остроумного ничего в голову не приходило, и я принялся, по примеру Марьянки, ворошить песок.
— А черноморский не такой — крупный и серый, — пустился я рассуждать ни с того ни с сего, словно о любопытной достопримечательности родного края.
— Я на море никогда не была, — сказала Марьянка заинтересованно.
— Приезжай в Новороссийск, посмотришь. Там наш дом. Видишь, я совсем не москалёнок.
— Всё равно москалёнок, — возразила она, смеясь.
— Почему же?
— Не наших краёв человек. Залётная птица.
Это прозвучало то ли как пренебрежение, то ли как предупреждение: не зарывайся, а не то получишь от ворот поворот. Я сделал вид, что плохо понял шутку с перчиком, встал, отряхнул с рук песок.
— Давай купаться. В Базках пропотел на велосипеде. Учился ездить.
В соседней станице, в трёх километрах, работал брат отчима, тоже в «Центроспирте». У него и был велосипед.
— Ну и как? Научился?
— Все столбы и кусты перецеловал.
— То-то я гляжу: лицо поцарапано.
— А, ерунда. До свадьбы заживёт. Давай купаться.
— Купайся. Я не стану.
— Отчего же? Давай и ты.
— Днем купались.
— То был день, а сейчас вечер.
Я потянул Марьянку за руку, но она упёрлась босыми ногами в песок, утонув по щиколотку, и вырвала руку. Что за упрямство? Я подумал, что, применив силу, могу обидеть девушку, которая была старше меня, пожалуй, года на два. Я больше не настаивал, сбросил с себя одежду и, в красных плавках, пошитых мамой уже здесь, в Вешенской, с разбега бухнулся в тёплую, нагретую за день воду. Отплыл подальше от берега, где течение заметно усилилось и на глубине холодило ноги, замахал рукой, зовя Марьянку. Она лишь посмеивалась и не двигалась с места. Я нырял, кувыркался по-дельфиньи, шлёпал ногой по воде, как сом хвостом, плавал разными стилями, показывая казачке, на что способен черноморский москалёнок. И та с любопытством следила за неимоверными выкрутасами, а когда я вышел на берег, стыдливо отвела глаза, но тайком проследила, как я с одеждой укрылся в кустах краснотала.
Отношения с Марьянкой складывались совсем не так, как с другими девушками, проще. «Возьми под руку или обними, она не воспротивится», — подумал я.