Бекир охотно согласился, хотя продолжительность уроков — по пять часов в день — вызвала у него некоторое недоумение.
Как и задумывалось, братья Белухи особого рвения к учебе чужому языку не проявили — каждый раз перед приходом учителя они ускользали из дома. Веселицкий смущенно поругивал леность пасынков и, извинившись, заводил разговор на посторонние темы, который — под душистый кофе, хороший табак — продолжался часами. Политических и военных дел он касался осторожно, как бы между прочим — больше беседовал о делах житейских, семейных, стараясь понять характер и привычки эфенди, его образ мыслей. Довольно быстро Петр Петрович приметил, что Бекир недоволен своим нынешним положением: трудиться ему приходилось много, а жалованья высокого не назначили.
— У Эмин-паши я ни в чем не нуждался, — обидчиво вспоминал Бекир службу в Бендерах.
Веселицкий стал щедрее одаривать эфенди — и тот разговорился.
— Я все здешние интриги знаю и удостоверяю чистосердечно, что трудности ваши происходят от беспредельного татарского лицемерия. Хан и диван одной рукой хватаются за русских, а другой — продолжают за турок держаться… Хан человек неплохой, — расслабленно говорил Бекир, — но податливый уговорам. С того времени, как Олу-хани заболела, а нурраддин сломал ногу, Джелал-бей и преданные ему мурзы получили свободные руки и хитрыми, коварными внушениями своротили хана на свою сторону.
— Что же это за внушения были, коль пересилили слова Олу-хани? — еще не веря в удачу, поинтересовался Веселицкий.
— Стращали хана, что турки имеют в Очакове гарнизон в восемьдесят тысяч и ждут еще подкрепление из Стамбула. А как оно подоспеет — обрушатся с суши и с моря на Крым, дабы вновь и навечно покорить его. И если султан Мустафа узнает, что крепости были отданы добровольно — хану не будет никакого оправдания и пощады.
— Хан поверил?
— Бей и мурзы пригрозили: если хан их совет не примет, то не только себя, но и все свое племя доведет до крайнего несчастья… И припомнили преданного проклятию Чобан-Гирей-хана, что между чернью скитался.
— Ну, это не так страшно, — придав лицу беспечность, возразил Веселицкий. — С выздоровлением Олу-хани и Батыр-Гирея можно будет хана вновь направить на праведный путь.
Бекир усмехнулся:
— Оба они, узнав о перемене мыслей хана, покорились.
У Веселицкого тревожно застучало сердце: он терял важных доброжелателей, на поддержку которых возлагал большие надежды.
— И никак нельзя поправить? — глухо спросил он.
— Нет… По наущению Джелал-бея хан приказал никого не пускать к сестре без его позволения. А нурраддин поклялся, что после выздоровления уедет в свои деревни.