Римо не слишком разбирался в дипломатии, но был уверен, что устрашающие приемы династии Мин здесь вряд ли пройдут. А впрочем, как знать. Засунув руки в карманы брюк, Римо наблюдал, как развиваются события между Чиуном, капитаном и носильщиком.
– Уронили мой сундук, – заявил Чиун.
Капитан в новенькой фуражке с золотым кантом и новых черных армейских ботинках, сверкавших так ярко, что в них можно было смотреться, как в зеркало, был тяжелее старого корейца фунтов на сто, пятьдесят из которых приходились на свисавший с черного пояса живот. Он тоже знал, что старик-азиат путешествует с американским паспортом, и потому презрительно сплюнул на асфальт.
– Послушай, что я тебе скажу, янки. Я вас всех не люблю, но желтых янки особенно.
– Уронили мой сундук, – повторил Чиун.
– Ты говоришь с капитаном армии Бакьи. Ну-ка покажи мне свое уважение. Поклонись!
Длинные пальцы Мастера Синанджу спрятались в кимоно. Он заговорил медоточивым голосом.
– Как ужасно, – произнес он, – что вокруг мало народу – некому будет послушать ваш прекрасный голос.
– Ты чего? – насторожился капитан.
– Пожалуй, двину я этого старого осла хорошенько, ладно? – предложил носильщик.
Парню было года двадцать два, чернокожее привлекательное лицо дышало юностью, а прекрасная атлетическая фигура говорила о постоянной физической активности. На восемнадцать дюймов выше Чиуна, он и капитана обогнал в росте. Обхватив могучими руками зеленый лакированный сундук, он взметнул его над головой.
– Я сверну голову этому желтокожему янки.
– Подожди, – остановил юношу капитан. – Что ты имел в виду, желтопузый, когда говорил о моем прекрасном голосе?
– Он будет звучать великолепно, – сладко проворковал Чиун. – Еще бы, ведь вы запоете «Боже, храни Америку», и в голосе вашем будет столько чувства, что всем покажется, что поет соловей.
– Да я скорее язык проглочу, желтопузый, – сплюнул капитан.
– Нет, не скорее. Язык вы проглотите позже, – заявил Чиун.
То, что кореец задумал, требовало большой осторожности. В зеленом сундуке лежали видеокассеты с американскими «мыльными операми», возможно, не очень аккуратно упакованные. Значит, он должен мягко опуститься с головы носильщика на землю, а ни в коем случае не упасть. Руки Чиуна плавным движением метнулись вперед и сомкнулись поочередно на правом и левом коленях носильщика. Казалось, эти желтые, как пергамент, руки греют юноше колени. Капитан не сомневался, что теперь уж носильщик непременно шарахнет этого старого дурня сундуком по голове.
Но тут с коленями носильщика произошло то, чего раньше капитан никогда не видел. Они оказались в ботинках. Колени вдруг съехали вниз внутри брюк и уперлись в ботинки. А сам носильщик стал на восемнадцать дюймов короче. Затем что-то хрустнуло у него в пояснице, а старик с восточным лицом кружил вокруг него как овощечистка вокруг картофелины. Лицо носильщика исказила гримаса ужаса, он широко раскрыл рот, силясь закричать, однако его легкие, поднявшиеся уже к подбородку, превратились в кровавое месиво. Сундук покачнулся было на его голове, но тут подбородок коснулся взлетно-посадочной полосы, руки безжизненно раскинулись. Своим длинным пальцем кореец продолжал манипуляции теперь уже с головой носильщика, пока она не осела полностью, и лакированный сундук не опустился плавно на этот кроваво-красный пьедестал. Кассеты были спасены. А от носильщика осталось одно мокрое пятно.