— Чего же ты от меня хочешь?
— Помоги встретиться с Биллингом.
— Ну, не знаю… Думаю, у него сейчас более крупные заботы, чем твоя фабрика.
Манфред подошел к аппарату, снял с диска пластинку, протянул с улыбкой Рихарду:
— А это возьми на память. Заруби на носу, дружище, такие штучки все больше в моде… Но не везде тебе будут их дарить.
По каменным плитам тюремного коридора тяжело стучали шаги. Две пары солдатских сапог и между ними — башмаки арестанта. Одетый в полосатую робу, Андрис Калниньш шагал в сопровождении конвойных, угрюмо озираясь по сторонам, За поворотом коридора, возле дверей одной из камер, их ждал надзиратель со связкой ключей. Калниньш забеспокоился, повернулся к конвойным:
— Куда вы меня ведете?
Те продолжали молча шагать.
— Куда ведете, спрашиваю?
— Шагай, шагай! Нечего! — подтолкнул его в спину надзиратель.
Они подошли к камере тридцать семь. Тюремщик отпер дверь, конвойные бесцеремонно втолкнули заключенного внутрь — дверь тут же захлопнулась.
Утром рыбак ползал на карачках, протирал тряпкой пол. Его физиономию украшали два лиловых синяка.
— Давай, давай, вкалывай! Работа дураков любит, — добродушно заметил лежащий на койке детина — подобно зверю, он буйно зарос волосами. — Вон там, в уголочке протри!
Андрис сверкнул исподлобья ненавидящим взглядом, но послушно пошел домывать угол. Двое других заключенных, явные уголовники, перебрасывались в карты.
— Закурить! — негромко приказал один из них.
Калниньш сделал вид, что не слышит.
— Ну? — повысил голос картежник.
Курево лежало рядом. Рыбак положил тряпку, вытер о штаны руки и, достав из пачки папиросу, сунул ему в рот.
— Огня!
От ненависти и унижения у Калниньша дрожали руки, но он заставил себя зажечь спичку. Однако арестант не спешил прикуривать — разминая папиросу, дожидался, пока пламя не начнет обжигать Андрису пальцы. Стиснув зубы, рыбак терпел.
— Молодец, — похвалил уголовник и обратился к приятелю: — Пусть теперь покушает.
— Пусть, — согласился тот и двинул по полу ногой котелок с похлебкой.
Калниньш достал ложку, хлеб… И вздрогнул — ь котелок звонко шлепнулся окурок.
— Папиросы дерьмо! — небрежно заметил бандит, закуривая новую.
Все трое заржали. Пришлось стерпеть и это — Калниньш прекрасно понимал: его провоцируют. По всей видимости, одного покушения на следователя властям было маловато, чтобы отвалить ему полной мерой. Неужели боятся реакции ка убийство Акменьлаукса? Во всяком случае, он дал себе зарок — больше не взрываться и не поддаваться ни на какие провокации. Выплеснул из котелка, молча уселся в углу и жевал хлеб.