— Ты уходишь вместе со мной? — поинтересовался у него Тимофей, одеваясь и подхватывая ключи от машины.
Рыжик взглянул на него со своего кресла и не высказал никакого желания пошевелиться.
— Нет? Ладно, как хочешь. Тогда остаешься за хозяина. Не шали. Никого не трогай. Если придет желание, можешь починять примус. Шутка.
Кот снова прищурился, словно шутку оценил по достоинству, и замер в нирване.
Ровно без трех минут три Тимофей сделал полукруг у памятника Победы, свернул к хлебному магазину и направил машину прямо к арке парка Горького. Знакомый темный «мерседес» уже ждал. Как только Тимофей припарковался, из мерса выскочил один братан и открыл заднюю дверь. Из салона сначала показались тонкие ножки в туфельках на нереально высоком каблуке, потом рука, потом норковая шубка. Ира была восхитительна. С этим не поспоришь. За годы своей представительной и небедной жизни Ирочка в совершенстве отточила вкус и манеру держаться.
Придерживая полы шубки, она уже сама открыла дверь «форда» Тимофея и скользнула внутрь, устроившись на сиденье рядом с ним. В руках у нее была неприметная папочка.
В тот же момент она повернула к себе переднее зеркальце и неуловимо быстро окинула себя взглядом.
— Красивая, красивая, — усмехнулся Тимофей.
— Твое мнение меня не интересует, — ответила она, сжимая губы и проверяя равномерность нанесенной помады.
— Отчего же?
— Оттого, милый мой, что все это я уже прошла. Зачитала, можно сказать, до дыр. Истрепала и выбросила вон. Хотя… — она повернулась к нему, — от воспоминаний избавиться не так-то легко.
— Это верно. Скажи, ты счастлива?
— Да. Почему нет?
— Я видел твоего… волосатого коротышку.
— Ах! Того! Я его бросила. К тому же он никогда моим не был.
— Понимаю. Это по работе. И сколько вы из него выдоили?
— Коммерческая тайна, — улыбка чуть тронула ее яркие холодные губы.
— Кажется, вся твоя жизнь — сплошная коммерческая тайна. Ты не устала?
— Нет. Это весело.
— Ты не выглядишь веселой. Нервной — да. Но не веселой.
— Какое тебе дело, веселая я или нет? — вздохнула она, запахивая шубку.
— Мы некоторым образом были друг другу не чужими людьми.
— Вот именно. Были. И сплыли.
— Ты любила меня?
— А ты? — с вызовом посмотрела на него Ира.
— Я спросил первый.
— Для тебя это так важно?
— Это моя жизнь. Для меня в ней важно все. Даже ты. Даже такая.
— Какая?
— Леди из города Смолевичи.
— А ты стал злой, — с сожалеющей усмешкой констатировала Ирина.
— Нет. Напротив. Я добрый и пушистый. Так ты любила меня?
— Да что ты пристал ко мне?! Любила — не любила! Свет у вас клином, что ли, сошелся на любви этой! Клянчите, изворачиваетесь, как юродивые, слюни пускаете — подавай им любовь! Смешно даже. Только вот показали бы, что это такое. Где око лежит?