(Никогда не в страсти, слишком тесной).
Это вовсе не огонь в крови,
Это где-то в жизни неизвестной,
Где-то в небе как бы линий двух
Столкновение в какой-то точке,
Так что здесь захватывает дух.
Это не презренье к оболочке
Внешней (может быть, наоборот),
Но она безмолвствует и ждет.
Помню, опустив на солнце веки,
Молча слушала ты, глядя в даль,
Стих: «Я полюбил тебя навеки»,
И над нами реяла печаль.
И слова, и чувства оправдались,
В прошлое, униженный, смотрю.
Строфы дневника уже писались.
Я из них сегодня повторю
Несколько. Не так они звучали
«До», но «после» лживыми не стали:
«От любви и нежности больной
Через нашу новую разлуку,
Через все, чем жили мы с тобой,
Я тебе протягиваю руку.
Наша молодость уже прошла,
Но еще сильнее, чем когда-то,
И не ту, которой ты была,
Я люблю тебя перед закатом
И целую каждый волос твой
Возле пряди, С юности седой.
Пальчиками слабо отвечая
На пожатие руки моей,
Через: горы из другого края
Ты отозвалась душою всей:
“Вот и отдыхаем понемногу,
Мы от многого, чем жизнь томит,
Вывела тебя я на дорогу,
Где звезда с звездою говорит.
Скоро, скоро на Дороге Млечной.
Разойдемся для разлуки вечной.
Если же и для умерших есть
Где-то там хоть что-нибудь живое,
Через все, чего уже ни счесть,
Ни измерить, звездно-голубое,
Я тебе останусь, как сейчас,
Ближе матери, жены и друга.
Что бы ни разъединяло нас,
Неразрывные, как точки круга
В реянье Сатурнова кольца,
Будут наши смежными сердца”».
Так писал я, не воображая,
Что вовне случится и во мне.
Где твоя доверчивость былая?
Стал и я изгнанником вдвойне.
Потерявший родину земную,
Но в любви иную обретя,
Не по ласке я сейчас тоскую,
Плачу не как малое дитя…
Был суровый труд не двухнеделен,
Был и срыв, быть может, не бесцелен.
Но уже, как десять лет назад,
Строф моих не слушаешь с улыбкой,
Ясный и тяжелый, грустен взгляд,
И, когда по-прежнему ошибкой
Засмеешься, чувствуется, как,
Если даже он и восстановлен,
Наш расторгнутый духовный брак
Горек для тебя и обескровлен,
И, своим несчастием дыша,
Плачет бедная моя душа…
Послесловие…Что мне добавить?
Рана открывается опять:
Хочется трагедию исправить,
Но приходится ее принять.
Слишком было бы легко без платы
Приобщиться радости. Плати!
Умственных подвалов завсегдатай,
Ближнему в потемках посвети,
Рассказав о том, что было, было,
Что от всех две жизни отделило.
«Умерли мы оба для земли», —
Утверждать, я думаю, решимся…
Чтобы современники прочли
Сей дневник, уже мы не боимся.
Словно кто-то через двести лет:
Пожелтевшие нашел тетрадки,
Мы отсутствуем, нас больше нет,
Сожжены последние остатки.
Как бы из-за гроба видя их,
Мы живем, чужие для чужих.