Борюсь, как умею - абсурдом, смехом, фарсом, глупостью.
Меня смешит серьёзность людей, уверенных, что нет ничего лучше, чем прочно стоять на ногах. Всякий раз, как я вижу такого человека, мне вспоминается один случай, свидетелем которого я однажды сделался. Произошёл он, когда президент объявил об очередном финансовом кризисе, да таком тяжёлом, что оба моих приятеля (один разбогател на беконе и платиновой фольге, другой сделал состояние, поставляя рок- музыкантам хорьков, которым те прямо на сцене откусывали головы) засуетились, пытаясь спасти миллиард- другой. Курс валюты в те дни скакал, как бешеный, так что даже самые совершенные электронные табло сгорали, не успевая его отобразить, и некоторые банки вернулись к проверенной методике: вывесили доски со сменными цифрами. Я шёл по улице и увидел, как меняли цифры на одной из таких досок. Занимался этим мужичок лет пятидесяти, в забрызганном грязью пальто, а орудием труда ему служила обыкновенная палка - ей он и переставлял цифры. "Сегодня упал в цене гватемальский франк: потрудись исправить" - велела мужичку кассир. Неожиданно тот заупрямился. "А я хочу, чтобы франк стоил больше, чем доллар!", - сказал он. "Но президент потребовал...". "Плевал я на президента! Какой курс захочу, такой и будет!"
И он настоял на своём - в конце концов, у него была палка. Не знаю, что творилось в других отделениях банка, но на этой улице гватемальский франк стоил вдвое дороже доллара, что бы ни твердили финансисты в твидовых пиджаках.
К чему я рассказал эту историю? К тому, что в мире есть миллионы вещей, от которых зависит положение дел, и над которыми ни один человек - даже тот, кто полностью уверен в своих силах - не властен. Стоит ли в таком случае придавать значение занимаемому тобой месту и положению - непостоянным, изменчивым, зависящем от бесчисленного множества обстоятельств? Не лучше ли обратить свой взор на более важные вещи - например, на законы, управляющие миром? Впрочем, об этом намного раньше меня - и намного лучше - сказал Платон, которого напыщенность современных ему Афин смешила так же, как и меня сегодня - серьёзность и ограниченность людей, уверенных, что в мире есть место только стремлению упрочить своё положение, занять какое- либо место, примоститься хоть в уголке реальности.
"Главное - это устроиться в жизни" - говорили мне такие люди. "А что дальше?" - спрашивал я. - "Ведь Вселенная, пусть и конечна, но неисчерпаема". "А дальше", - отвечали мне, - "просто живи", и это "живи" звучало для меня, как смертный приговор.