– Вполне. Уж больно они впечатляют, эти вампиры.
– Да-а. Поражают воображение.
– Трудно удержаться от искушения связать их с каким-нибудь грозным событием. А до или после, где причина, где следствие – обыденное сознание не обременяет себя такими частностями.
– Ага. А у всех полаксиан, значит, обыденное сознание.
– Да хорошие они, твои Эбстерхиллы, замечательные, лучше не бывает. Особенно Кайс.
– Кстати, Ась, почему ты назвала вампиров братьями?
– Я? Когда?
– Ну, когда опять с Кайсом грызлась.
– Хм… – Анна в недоумении пожала плечами. – Понятия не имею. Наверное, в полемическом раже.
– Я всегда говорила, что ты скрытый эмпат! Ася… Я опять тебя ударила? Асенька, ты скажи, о чём лучше не упоминать, я не буду.
– Нет-нет, что ты, – улыбнулась Анна. Дарья хотела обнять её за плечи, но Анна сжалась и слегка отстранилась, не давая прикоснуться к культям. – А что? Почему ты спросила?
– А то, – Дарья встала и обрушила сверху («Ну, держись, ксенопсихолог! Я тебе покажу обыденное сознание!»), – что у двоих из пяти вампиров были гуманоидные, человеческие ментальные ауры. В точности.
Анна медленно поднялась, по-детски открыв рот.
– Ты уверена?
– Н-ну!
– А у остальных?
– У тех сложнее связи… Другие уровни… м-м… Не знаю, как объяснить.
– Даш, – тающим голосом спросила Анна, – а Ленарда среди них не было?
– Среди кого? – не поняла Дарья.
– Да среди вампиров, Господи!
– Здрасьте, приехали, – после паузы молвила Дарья. – Люди превращаются в вампиров, что ли?
– А что?
– С какой стати?
– Эволюция, – с умным видом объяснила Анна.
– Асик, это уж ты чересчур. Хотя…
Дарья задумалась.
– Может, они как-нибудь называли друг друга? Или себя? – не отставала от неё Анна.
– Ась, ты слишком много хочешь. Эмпаты – не телепаты.
– Слабаки, – отыгралась Анна. – Постой, но тогда получается, что на Полаксе нет ни одного эмпата?
– Почему нет? Есть. Вампиры.
– Ах, даже так? Но не люди…
Ашатн вскочила и заворчала, вздыбив холку. К бассейну приближались Эбстерхиллы. Но в каком виде!…
Полуобнажённые, с венками на головах, со свирелями и барабанами… Они грянули какую-то варварскую, пьяняще разнузданную мелодию, окружили женщин, вмиг просушили им волосы, опутали украшениями, как новогоднюю ёлку – только Анна взглядом запретила Орку менять ей серьги – и на собственных плечах, передавая друг другу драгоценную ношу, принесли в просторный зал глубоко под землёй. Горячий алый свет, стереопортреты предков на увитых плющом стенах, охапки роз в ведёрных серебряных вазах, Властительная Мать во главе огромного, рассчитанного на сотню Эбстерхиллов стола, искрящегося золотом и хрусталём приборов. Пробочный салют и метель розовых лепестков.