Мой друг работает в милиции

Мы стоим друг против друга: Димка и я.

Димка чуть хмурится, и от этого над его левой бровью подрагивает еще не успевший зажить шрам.

Я ковыряю носком сандалии песок и все не решаюсь поднять на Димку глаза. Мне стыдно смотреть ему в лицо, особенно на эту багровую полоску. Но вот он вынимает из-за спины руку и протягивает ее мне:

— Здорово!

У меня что-то сжимается в горле, но, еще ожесточеннее пиная песок, я говорю:

— Брось, Димка! Ты теперь со мной не захочешь…

Махнув рукой, я убегаю в глубь двора под заваленную строительным мусором арку и пробираюсь на тихий, безлюдный дворик, кусочек зелени между слепыми стенами домов.

Здесь я бросаюсь лицом в жухлые, отдающие запахом сена одуванчики и начинаю плакать, хотя не плачу уже пять лет и ни за что не заплакал бы, если бы меня видели. Но меня не видит никто, и никто на всем свете не придет за мною. Даже мама. Даже Димка.

Наплакавшись вволю, я начинаю вспоминать.

— Ди-имка! Сере-ежка! Выходите скорей! Что Яшке отец приве-ез!..

Голос маленького, щуплого, как щегленок, Сеньки ворвался в мое окно так звонко, что показалось — от него, а не от утреннего ветерка всколыхнулась прозрачная занавеска.

Но я не спешил выйти. Сенька мог поднять крик из-за любой чепухи. Кроме того, ни Димка, ни я — мы не дружили с Яшкой как раз потому, что он слишком хвастался всякими штучками, которые привозил ему отец из дальних плаваний.

Время от времени Яшка приносил в школу диковинные открытки и марки и как бы невзначай принимался их рассматривать. Его тотчас окружали ребята, а он пыхтел от важности и удовольствия. Но стоило попросить у него что-нибудь, и Яшка сердито краснел, его светлые широкие брови начинали ходить вверх-вниз, как две гусеницы, он передразнивал:

— «Дай, дай»! Не казенное…

И торопливо прятал свои сокровища в парту.

Мы с Димкой никогда ничего не просили у него и даже не подходили к нему в такие минуты, а потому и сейчас я не торопился узнать, что еще за невидаль появилась у Яшки.

Однако Сенька не унимался.

— Сере-ежка! Ди-имка! У Яшки новая ракетка! Японская! Я сам видел!..

Кусок жареной колбасы застрял у меня в горле, и я так поторопился к окну, что запутался в занавеске.

— Врешь! — прокричал я, и тотчас этажом ниже выставилась из окна темноволосая голова Димки.

— Да-а! — неистовствовал Сенька. — Губка, оранжевая! Сейчас вынесет!

Чтобы понять друг друга, нам с Димкой достаточно было одного взгляда. Из парадной мы вылетели, как пули из двуствольного ружья. За нами мчались светловолосый Витек, племянник дворничихи тети Зины, приехавший к ней на каникулы из Выборга, и новый Димкин сосед Борис, старше нас на год. Больше никого из ребят по летнему времени не было в городе.