«Как вы умудрились заполучить имя Элвин Лютер в Массачусетсе? Это миннесотское имя», – сказала она.
«Ну да, – сказал он, – мой дед по отцу из Миннесоты».
«Что я говорила? Не спорьте с Пэтти Ларейн». – И она живо пригласила его на вечеринку, которую мы собирались устроить завтра. Он пришел после работы. Под конец, у двери, он сказал мне, что чудесно провел время.
Мы разговорились. Он сказал, что до сих пор живет в Барнстабле (от нас до Барнстабла миль пятьдесят), и я спросил его, не чувствует ли он себя неуютно, работая здесь в сутолоке летнего нашествия. (Провинстаун – единственный известный мне город, где можно задать полицейскому такой вопрос.)
«Нет, – сказал он. – Я просил перевода сюда. Я сам этого хотел».
«Почему?» – спросил я. Ходили слухи, что он работал в Бюро по борьбе с наркотиками.
Он отшутился.
«Знаете, Провинстаун называют Диким Западом на Востоке», – ответил он и визгливо заржал.
Потом он иногда заходил к нам на вечеринки на несколько минут. Если празднество не кончалось за сутки, он появлялся и следующим вечером. Приходя после работы, он позволял себе выпить, тихо беседовал с одним-другим гостем и отчаливал. Только раз – а именно уже после Дня труда – он дал нам понять, что пропустил стаканчик до этого. У дверей он поцеловал Пэтти Ларейн и обменялся вежливым рукопожатием со мной. Потом сказал:
«Я за вас волнуюсь».
«Почему?» – Мне не нравились его глаза. В общении с симпатичными ему людьми он проявлял теплоту, очень напоминающую тепло нагретой солнцем скалы – она действительно горяча, вы ей симпатичны, – но глаза его походили на два ввинченных в эту скалу стальных болта.
«Говорят, – пояснил он, – что у вас слишком богатый потенциал».
Так в Провинстауне не выразился бы никто.
«Да, – сказал я, – уж если я влипну, то по-крупному».
«У меня предчувствие, – заметил он, – что ваше время наступит, когда неприятности будут видны издалека».
«Издалека?»
«Когда все поутихнет». – Теперь у него в глазах по крайней мере появился свет.
«Верно», – сказал я.
«Верно. Вы знаете, о чем я. Что верно, то верно». – И он отправился восвояси. Если бы в его натуре было махать рукой на прощание, я увидел бы, как он машет.
Выпивая в баре ВАЗВ[6], он бывал более собранным. Я даже видел его поединок с нашим чемпионом по арм-рестлингу Бочкой Коста, которого прозвали так за то, что он с легкостью выкидывал бочки с рыбой из трюма на палубу, а при низкой воде и с палубы на причал. Когда доходило до арм-рестлинга, Бочка мог положить любого рыбака в городе, но как-то раз Ридженси принял его вызов, сделанный на пари, и все оценили то, что он не спрятался за свой мундир. Бочка победил, хотя ему пришлось поработать достаточно долго, чтобы ощутить горечь надвигающейся старости, и Ридженси помрачнел. По-моему, он не привык проигрывать. «Вы неудачник, Мадден, – сказал он мне в тот вечер. – Только и знаете, что валять дурака».