– Проваливайте.
– Роберт, пожалуйста…
– Уходите. Немедленно.
Дональд завертелся на своем стуле. Прижал блокнот к груди. Но не поднялся с места.
– Мне рассказали про вашу девушку, – сказал он.
Я отвернулся. И выругался сквозь зубы.
– Про ту, которая, как вы говорите, попала в аварию вместе с вами.
– Она действительно попала в эту аварию!
Терапевт с минуту помолчал. Но я-то знал, что за этим еще что-то последует.
– Послушайте, разве невропатолог не говорил с вами о симптомах, которые могут у вас проявиться? Он ведь наверняка упоминал о возможной потере памяти. Не так ли?
Я продолжал молчать.
– Вот о чем он вряд ли упомянул, так это о возможной способности вашего мозга создавать ложную память. Фальшивые воспоминания. Я много читал по этой проблеме, Роберт. Пациенты, страдающие от последствий повреждения головного мозга – не по своей вине, конечно, – иногда теряют способность отличать то, что с ними действительно происходило, от того, что они просто себе вообразили или даже видели во сне.
– И что же вы хотите этим сказать? Что Лену я придумал?
– Я ничего пока не хочу сказать. Мои измышления сводятся к тому, что бывают случаи, когда возникают подобные явления. Например, когда вы в течение нескольких последних недель находились в состоянии постоянного сильного стресса. И неожиданная утрата…
Дональд замолчал, не окончив фразу, как будто сам не знал, куда она его может завести.
Я почувствовал, как у меня защипало в глазах. Все сильнее и сильнее. А мне вовсе не хотелось заплакать, да еще и прямо сейчас. Но слезы все равно полились, как я ни старался их остановить.
– Проваливайте, – выдавил я, не в силах избавиться от хрипоты в голосе. – Оставьте меня в покое.
Я услышал скрежет ножек стула по полу. И мягкие шаги – терапевт уходил. Потом скрипнули дверные петли. Из коридора донесся приглушенный шум голосов.
– Насколько мне известно, ваша сестра тоже была блондинкой, – сказал Дональд уже в дверях, словно неожиданно это вспомнил. – И ее звали Лора, не так ли? Лора. Лена. Я просто хочу сказать, что такое вполне возможно, понимаете?
Из больницы меня выписали на следующий день. Правда, поднимался вопрос о том, не подержать ли меня подольше, чтобы врачи могли видеть, не развиваются ли осложнения после удара головой. Но мама рассказала им, что у нее есть опыт ухода за больными в качестве медсестры, а также достаточная квалификация и опыт работы в штате приюта для престарелых. Кроме того, в больнице решили, что им не помешает лишняя свободная койка.
Забрал меня оттуда папа. Мама отрядила его в больницу, снабдив парой спортивных штанов и спортивных же туфель с застежками-липучками. Это облегчило процесс одевания. Впрочем, отцу все же пришлось помочь мне влезть в рубашку и затем снова уложить руку в перевязь. Ходить оказалось не особенно трудно. При каждом вдохе в груди возникала резь, но головокружения не было, хотя меня предупредили, что этого следует ожидать. Тем не менее мы шли очень медленно. Папа нес мои вещи, сложенные в пластиковый пакет, любезно предоставленный больницей. Да там ничего особенного и не было. Кожаные доспехи с меня срезали и выбросили, а мотоциклетный шлем было уже не спасти – да мне и не очень-то хотелось его видеть. Так что остались только бумажник, телефон и ключи, а также болеутоляющие средства, которыми меня снабдили врачи. Да, и еще отпечатанный экземпляр полицейского рапорта о дорожно-транспортном происшествии, подписанный детективом-инспектором Шиммином.