Краем глаза я уловил какое-то движение. Ребекка чуть отступила в сторону от меня. Ненамного, но достаточно, чтобы обеспечить себе полную свободу маневра. Мне это не понравилось. Я догадывался, что она собирается сделать.
Я подумал про «беретту», спрятанную у нее за поясом. Я подумал о том, как ей придется разом отвести руку назад, отодвинуть полу куртки, ухватить пистолет, выпрямить руку, поплотнее сжать рукоятку, прицелиться, нажать на спусковой крючок. Льюис, наверное, хороший стрелок. Может, даже очень хороший. Она уже много раз доказывала мне, какой она отличный профессионал. Но лысый держит пистолет у головы папы. И палец у него на спусковом крючке. И хотя то, как он выхватил пистолет там, в спортивном центре, показало, что он от природы правша, я все же был уверен, что и левой рукой он действует ничуть не хуже. Так что у Ребекки нет возможности успеть сделать выстрел. Даже если она выстрелит, есть опасность, что попадет в папу.
Я уставился на Ребекку. Страстно желая, чтобы она ничего не предпринимала.
Лысый проследил мой взгляд.
– Что бы вы там ни задумали, – сказал он, – советую вам об этом забыть. – Он ткнул папу стволом в голову, заставив его еще ниже согнуться, к самым коленям. – Поднимите руки! – рявкнул он.
Я тотчас же послушался, подняв правую руку. Левой я не мог сделать ни одного движения, разве что держать ее неподвижно.
Ребекка помедлила.
– Пожалуйста! – прошипел я.
Она помедлила еще мгновение. Потом подняла руки и сплела пальцы у себя на затылке.
– Хорошо. Теперь положи флешку на кухонную стойку, – велел мне лысый.
Я сделал, как он сказал.
– Теперь отойди назад. Руки держи повыше.
Я отступил назад, встал рядом с Ребеккой, держа руки поднятыми.
– А теперь шагайте вон туда. – Лысый мотнул пистолетом в ту сторону, куда хотел нас направить. – Оба шагайте.
Мы отступили вправо. Прошли дальше в гостиную, отступили подальше от кухни. И от лестницы.
Лысый дождался, пока мы доберемся до угла, где стоял телевизор. Потом слегка стукнул папу пистолетом по темени.
– Вставай! – велел он. – Медленно. Руки на голову.
Папа был не в состоянии быстро двигаться. Я не знал, сколько времени он сидел вот так, подсунув ладони под себя, но, наверное, достаточно долго, чтобы теперь его движения были скованными и замедленными. Ноги у него всегда немеют, если он время от времени ими не двигает: это результат наличия множества скоб, которыми скреплены его разбитые и переломанные кости. Я вспомнил его руки, все утыканные иглами и скрепами. Он не в той форме, чтобы играть сейчас героические роли, даже если бы ему этого захотелось. Сейчас я впервые в жизни понял, что он совсем старик.