Последняя амазонка (Майборода) - страница 75

Гава была почти на десять лет моложе матери Дубыни, следовательно, всего лишь на восемь лет старше его.

Это была привлекательная молодая женщина — овальное лицо с правильными чертами, большие серые глаза. Только волосы, спадающие волной на плечи, казались седыми, словно выбеленный лен. На самом деле они были редкого оттенка — иссиня-черными.

Гава отбеливала волосы, чтобы казаться старше своего возраста — люди почему-то считали, что знания и мудрость приходят с сединами.

— Здрав и ты будь, племяш, — ответила тетка Гава, высыпала содержимое ложки в котелок и предложила: — присаживайся к столу. Сейчас угощу тебя чем-то вкусненьким. Похлебку будешь?

Не дожидаясь ответа, она взяла со стола миску и принялась накладывать в нее из котелка мелконарезанное мясо.

Подала Дубыне, который примостился на лавке у стола.

Гава присела рядом, подперла рукой подбородок и поинтересовалась:

— Ну, как ты? Когда женишься?

Дубыня взял ложку:

— Жениться-то недолга.

— Так что же мешает? Парень ты видный, смирный. Тебя девицы должны любить.

— Девицы, может, и любят, но мне надо, чтобы я любил.

— Так ты не нашел подходящую девицу?

— Нашел…

Гава заглянула в глаза Дубыне и догадалась:

— Э-э-э… Да, видно, неудачно влюбился. Что она, не любит тебя?

— В том-то и дело, что любит.

— Ну, так позови ее замуж.

— Позвал, а она отказалась.

Гава покачала головой:

— Догадываюсь, догадываюсь — не иначе ты полюбился с поляницей…

Дубыня отложил ложку:

— Так оно и есть.

— Зря ты с поляницей связался. Они праматери Макоше дают клятву, что никогда не выйдут замуж.

Дубыня тяжело вздохнул:

— Но сердцу-то не прикажешь.

— Плохо твое дело — поляницы замуж не идут, только сердца разбивают мужчинам.

— Я слышал, что все же иногда идут.

— Так, то старухи прибиваются к своим детям.

— И молодые, говорят, выходят замуж. Я слышал, что у рыбака Нажира жена была поляницей…

— Поляницы отдают мальчиков отцам.

— Но эта ушла к мужу.

— А ты мать свою совсем не помнишь?

— Нет.

— И отец тебе не рассказывал?

— Нет. А что это и ты, и Хомка так заинтересовались моей матерью?

— Ничего. Так, вспомнилось, — проговорила Гава, задумалась на минуту, потом сказала: — Похоже, ты что-то задумал. И что же? Говори. Не зря же ты ко мне пришел?

— Я хочу похитить свою поляницу! — в отчаянии выпалил Дубыня.

— Ого! Впрочем, не ново. Если, конечно, она согласна…

— Она согласна! Она любит меня. Она беременна от меня.

— Ого! Но она должна иметь на своем счету убитого врага, только тогда полянице разрешается любить мужчину.

Дубыня почесал голову:

— Она мне не рассказывала, сколько убила врагов. Но, думаю, их немало.