Как только мы ушли на три морские мили от берега, лодочник выключил двигатель, и катер начал плавно дрейфовать на волнах. Несколько секунд слышались только звуки плеска воды о бок катера и скрип дерева, мой отец и я двинулись к задней части. Море было серым и пустым, тихим, словно в ожидании, как кладбище.
Я стояла рядом с ним, когда он открыл крышку урны, развязал узел на полиэтиленовом пакете внутри. Каждый из нас взял горсть бледно-серого пепла. Один последний штрих.
— Ох, Льюк, — сокрушенно прошептала я, не в силах смириться с тем, что горсть пепла осталась от такого живого парня, которого я так нежно любила. Когда мы были маленькими, мы были словно сиамские близнецы, разделяющие одно сердце. Мы были неразлучны.
Без предупреждения, начал моросить дождь. Я подняла глаза к небу от удивления. Было ли это знамение? Может последнее прощание? Льюк всегда любил дождь. Когда он был маленьким, он всегда делал колесо под дождем и при этом счастливо смеялся. Льюк. Сейчас мои руки помнили его совершенно холодное тело. Он был слишком молодым и слишком милым, чтобы умирать.
Я заплакала.
Тысячи капелек воды ударяли в меня, смешиваясь с моими молчаливыми слезами, я стояла совершенно неподвижно, сжав кулак над морем. Я увидела, как рука моего отца раскрылась, и облако пепла полетело из нее. Как будто это был какой-то магический трюк, он вытащил полиэтиленовый пакет из урны и опрокинул его содержимое в море. Я смотрела, как расцвела, окрасившись белым, вода, временно обезоружив меня нежной красотой своей новой формы, новой формой Льюка. И сейчас я поняла, почему в Индии сжигают, а потом пускают по воде белые цветы.
Отец повернулся ко мне.
Я с трудом сглотнула. Я не могла совершить этот трюк. Я просто была не в состоянии разжать свою руку.
Он мягко подтолкнул мой кулак.
— Отпусти его, Лили, — убеждал он, его голос звенел торжественно.
Я посмотрела на него непонимающе. Его светлые ресницы были влажными от капель дождя или от слез, а может от того и другого, и в приглушенном свете его глаза казались бледнее, чем я всегда видела их. Я заметила более глубокие морщины, которые веером обосновались в уголках его глаз. Бедный папа. Жизнь нанесла ему существенное поражение. Я почувствовала первые вспышки беспомощной злости.
Левой рукой он убрал влажные пряди волос с моей холодной щеки.
— Все будет хорошо, — пообещал он. Он понятия не имел, как неубедительно звучали его слова. Его глаза многозначительно посмотрели на мою руку.
Я кивнула в знак согласия. Конечно, этого хотел Льюк. И все же я не могла раскрыть свой кулак. Моросящий дождь стал превращаться в холодный усиливающийся ливень, прилизывая мои волосы, капли бежали вниз по моей шеи попадая внутрь одежды, заставляя меня дрожать. Я слышала голос отца в каком-то фоновом режиме, как далекий гул, умоляющий меня, но все равно я не могла отпустить своего брата. Не могла. Моя рука покраснела и словно заморозилась.