Корабельная служба теряла привлекательность, начальство усиленно занималось «смотринами», рейдовыми парадами, муштрой. Нередко при стоянке на якоре палубы кораблей сотрясались от «фрунтовой службы» — «журавлиным» шагом мерили шкафуты матросы и офицеры. Николай подал рапорт, его перевели в лейб-гвардии Финляндский полк поручиком. Здесь с ним приключилась история.
Началось с того, что, перейдя в полк, Сенявин узнал некоторые подробности бунта в Семеновском полку, потом наслушался разговоров среди офицеров о тайных обществах в Италии и Испании. В какой-то компании познакомился с неким Перетцем. Тот также что-то рассказывал о тайных кружках. Вскоре, случайно встретив корнета Уланского полка Александра Ронова, Сенявин по простоте душевной, видимо за выпивкой, рассказал ему о разговоре с Перетцем. Ронов тотчас донес в полицию — Сенявин, мол, предлагает ему вступить в какое-то тайное общество. О доносе Ронова сразу доложили генерал-губернатору Петербурга Милорадовичу. Он вызвал на допрос Ронова и Сенявина. Сенявин все наветы сумел ловко отмести.
— Да ты, брат, враль великий, — сказал побледневшему Ронову Милорадович, — и надобно тебя подальше от столицы отослать.
Для Сенявина все обошлось, а Ронова отставили от службы и выслали в Стрельну.
Когда Сенявин и Ронов ушли, Милорадович позвал адъютанта, полковника Федора Глинку[77].
— Ну, вот эти полицмейстеры. Стянули с меня семьсот рублей на шпионов, потчевать офицеров да выведывать у них. Оказалось все впустую…
Сенявины за эти дни очень переволновались. Но оказалось, что худшее впереди.
Вскоре вернулся из-за границы Мордвинов. Пока был не у дел. Они часто встречались. Уже два десятка лет Мордвинов подвизался в правлении Российско-Американской компании, состоял активным ее акционером, целыми днями пропадал в правлении, которое размещалось у Синего моста. Там бывало немало флотских офицеров. Мордвинов готовил и отправлял в первую кругосветку Лисянского[78] и Крузенштерна[79]. Вслед за ними ушли в плавание Василий Головнин[80], Михаил Лазарев[81]… У Синего моста зимними вечерами молодежь заводила беседы о разном. Кто говорил о возмущениях в Италии, кто об испанских инсургентах Риего[82]. Частенько разговоры переносились на грешную российскую землю… Слухами земля полнилась…
Как-то слякотным осенним днем к Сенявину вдруг зашел Владимир Броневский, служивший на эскадре.
— Прошу прощения, ваше превосходительство, — смущаясь, сказал он, — насилу разыскал вас, но я по делу…
По ранению четыре года назад он ушел с флота, служит инструктором в военном училище, майор.