— Да, я знаком с отчетами вашей организации относительно Израиля. Всегда критические.
— Речь идет не о точке зрения, а о реальности, а реальность в том, что с 1948 года палестинцам пришлось покинуть свои дома, они были лишены своей земли. Наша работа — оценить политику израильских поселений, по причине которой сейчас в основном и возникают беженцы. Там, где мы находимся сейчас, на этом самом холме, когда-то была палестинская деревня, от которой ничего не осталось. Вы в курсе, какая судьба ожидала ее обитателей? Где они сейчас? Как выживают? Смогут ли однажды вернуться в то место, где родились? Что вы знаете об их страданиях?
Она тут же пожалела о своих словах, это неверный путь. Нельзя так открыто демонстрировать собственные чувства. Нужно постараться вести себя как можно нейтральнее. Никакой уступчивости, но и без враждебности.
В ожидании ответа она прикусила губу.
— Как вас зовут? — спросил старик.
— Что-что?
— Я спросил ваше имя. Слишком неуютно называть вас госпожой Миллер. А меня можете звать Изекиилем.
— Что ж, не уверена, что это правильно... мы стараемся обходиться без фамильярности во время работы.
— Я и не собираюсь с вами брататься, просто давайте обращаться друг к другу по имени. Мы же не в Букингемском дворце в конце концов! Вы в моем доме, моя гостья, и я прошу вас называть меня Изекииль.
Этот человек сбил ее с толку. Она хотела было отказаться называть его по имени, поскольку не собиралась позволить ему поступать так же, но если он решит закончить на этом разговор... Тогда она пропустит лучшую возможность добиться того, что ее так мучило.
— Мариан.
— Мариан? Ну надо же...
— Распространенное имя.
— Не извиняйтесь за то, что вас зовут Мариан.
Ее охватил гнев. Он был прав, она извинялась за свое имя, хотя не могла понять, почему.
— Если вас это устроит, я приготовила список вопросов, которые станут основой для моего доклада.
— Полагаю, вы поговорите и с другими людьми...
— Да, у меня длинный список для интервью: чиновники, депутаты, дипломаты, члены других НКО, религиозные деятели, журналисты...
— И палестинцы. Полагаю, что вы и с ними поговорите.
— Кстати, я это уже сделала, они — причина моей работы. Перед тем как приехать в Израиль, я побывала в Иордании и имела возможность поговорить со многими палестинцами, которым пришлось бежать после каждой войны.
— Вы спрашивали меня о страданиях беженцев... Что ж, я мог бы говорить об этом много часов, дней и недель.
Трудно было поверить, что этот высокий и сильный мужчина, несмотря на возраст излучающий уверенность, с этим взглядом стальных серых глаз, отмечающих внутреннюю умиротворенность, и правда знает, что такое страдание. Она не собиралась отрицать, что он страдал, но это не означало, что он мог почувствовать боль других.