— Он не может порваться, — вмешался Ива. — Парашюты делаются из специального шелка. И потом стропы…
— Что такое стропы, я не знаю, — упорствовал Никагосов. — Я знаю, что такое рвется. Берешь вещь, как будто совсем новая, хочешь, из шелка, хочешь, из маркизета, какая разница? Немножко потянул — тр-р-р — пошла-поехала, никто ее уже не купит — дахеулиа[15].
Ива хотел было сказать, что парашюты у старьевщиков не покупают, но раздумал, потому что Никагосова все равно не переубедишь, парашютистом он не станет. И вообще было не до споров; важнее узнать у Алика, какой вес может выдержать стропа. Одна или две, связанные вместе.
— А зачем тебе? — спросил Алик.
— Ну так, надо. Если на одной стропе повиснуть, меня она выдержит? Во мне сорок восемь кило, — Ива специально взвешивался в госпитале на белых медицинских весах, стоящих в коридоре.
— Одна, может, и не выдержит, а две так точно.
— Алик, ты можешь достать две парашютные стропы? Не навсегда, на вечер только.
— Да зачем они тебе?
— Ну надо…
— Могу. Но раз не говоришь, зачем, то не достану.
Пришлось рассказывать.
Алик выслушал, недовольно поморщил нос.
— Выдумки все это…
Но потом, оглядев Иву, точно видел его впервые, добавил:
— Ладно, завтра вечером, может быть… Но только со мной вместе.
Лаз на чердак оброс липкими паутинными бородами. Иве казалось, что по крайней мере лет сто никто не забирался в этот кирпичный колодец, по стенке которого тянулась бесконечная ржавая стремянка. Да и кому нужен этот лаз, когда снаружи для пожарных давным-давно пристроили специальную лестницу, а кроме них, никому на чердаке и делать нечего.
Но подниматься по наружной лестнице Иве с Аликом никак нельзя — тут же заметят, поднимут крик, велят спуститься. Потом обязательно примутся расспрашивать: зачем полезли да почему, в общем, все сорвется. Вот и пришлось ползти по затканной пауками стремянке.
Алик с мотком старых парашютных строп лез первым, Ива за ним. В лазе было темно, и дважды уже Ивины пальцы попадали под Аликины подметки. Но Ива терпел — в конце концов ведь не Алику, а ему нужно это путешествие на крышу соседнего дома.
Они выбрались наружу через люк. Глухую стену здания венчал невысокий парапет. Внизу был двор, кроны акаций, черепичная крыша флигеля и чуть поодаль крыша старой кухни. Прямо напротив в сгущающихся сумерках, едва проглядывая сквозь листву, белели террасы дома. Было видно, как Ромкина мать сидит на низенькой скамеечке и ощипывает курицу, а Джулька, примостившись рядом, толчет что-то в ступке.
Блям, блям, блям — звякал медный пестик.