Таксист закатывает глаза.
– Приблизительно десять кварталов, – говорит он.
Я глубоко вдыхаю свежий океанский воздух, поудобнее вешаю свою сумочку на плечо и начинаю свой забег.
Сразу же мои удобные – но стильные – туфли на высоком каблуке превратились в тиски, безжалостно сковавшие пальцы. Мои ноги привычны к продолжительным рабочим сменам в кроссовках, к тому же трудно бежать в юбке, но я не могу сдаться. Мои тщательно высушенные феном волосы развеваются на ветру и завиваются, а челка липнет к капелькам пота, выступившим на лбу.
– Извините! Простите! Дайте пройти, пожалуйста!
Это похоже на бег с препятствиями, но на каблуках.
Я протискиваюсь сквозь толпу, пытаясь не думать о том, какое произведу впечатление: измотанной и небрежной. В то же время я заставляю себя сосредоточиться на красоте этого города: длинных тенях высотных зданий, современной архитектуре, солнечных лучах, преломляющихся и отражающихся в тысячах окон, голубое небо над головой. Я люблю Сан-Франциско даже несмотря на то, что в данный момент эта любовь не была взаимной.
Еще. Один. Квартал. Совсем. Близко. Пересекая Голд-Стрит, я уже практически вижу медную резьбу и закрученные спиралью ручки на широких парадных дверях аукционного дома, заворачиваю за угол… и врезаюсь в мускулистую грудь мужчины, идущего с пешеходного перехода.
Одновременно с моим визгом он произносит:
–Ух ты! – словно он ковбой, за исключением того, что выглядит он настолько ухоженно и шикарно, насколько это возможно. Он держит свой стаканчик с кофе прямо перед собой, словно бомбу, и тут я замечаю, как коричневая жидкость стекает по его синему галстуку и белой рубашке.
– О, Господи! – Я вытаскиваю из сумки несколько чистых бумажных салфеток. – Вот, разрешите мне помочь, – говорю я, потянувшись к его галстуку, но он уже отряхнул его. К счастью, большая часть напитка выплеснулась на тротуар.
– Всё в порядке, – говорит он, перехватив мою руку. – В любом случае в этом латте было слишком много сахара.
Он смотрит на меня в тот момент, когда наши пальцы соприкасаются. Его глаза переливаются вкраплениями оттенков синего, словно ночное небо кисти Ван Гога,>3 и так же завораживают. Я хочу нарисовать их, но потом вспоминаю о своих приоритетах.
– Я очень сожалею, что пролила на вас кофе, но мне действительно нужно идти. – Я проверяю часы. – Я опаздываю на очень важную встречу.
Начинаю отворачиваться, чувствуя себя виноватой, но его голос останавливает меня:
– Так это «столкновение с обливанием кофе»? – У него акцент. Британский. Сексуальный.
Я оборачиваюсь, не в состоянии удержаться, чтобы вновь его не рассмотреть. У него такой рот, словно его вырезал сам Микеланджело: