— Послушать ирландцев, так все они миролюбивые, терпеливые, спокойные, ласковые, осторожные и терпеть не могут насилия. Но те обаяшки, что орудуют в Лондондерри, дружище, совсем не похожи на добрых христиан, а?
— Это только когда их спровоцируют, — ответил Шэннон, стараясь примирительно улыбнуться. — Но я не утверждаю, что готовность к провокации не сидит у них внутри, как мышь в сыре.
Его улыбка тут же исчезла, потому что к ним подошел какой-то тип.
— Куда, куда?
Позднее выяснилось, что этого человека звали Джон Коннорс. У него была сумка с инструментами. В своих показаниях и Барнс, и Шэннон сошлись на том, что одет он был в поношенную спецодежду, блестящую алюминиевую каску и держался заносчиво: так обычно ведут себя квалифицированные рабочие с людьми, задающими им дурацкие вопросы.
— Как куда? Внутрь! — Коннорс помолчал и снисходительно улыбнулся. — Или вы меня туда не пустите?
В его вопросе звучал неприкрытый вызов.
— Сегодня никто не работает, — сказал Барнс.
— Это я и без вас знаю.
— Так что вам там нужно?
Коннорс вздохнул:
— Я должен сейчас быть дома, в постели. Сегодня у всех выходной, чтобы здесь могли произносить речи, а потом подняться наверх и пить шампанское. Но вместо этого я здесь, потому что меня вызвал шеф, а с ним шутки плохи.
—А что вы собираетесь делать? — Этот вопрос задал уже Барнс.
— Я электрик, — ответил Коннорс. — Вы думаете, что поймете, если я расскажу, что собираюсь делать?
«Скорее всего, не пойму», — подумал Барнс.
Но дело было не в этом. Проблема состояла в том, что у него были свои инструкции.
Сержант сказал им при разводе на посты:
— Пойдете туда с Шэнноном и смотрите в оба. Там поставят барьеры, никаких неприятностей не предвидится, но...
Сержант пожал плечами, как бы говоря: сами знаете, как это бывает.
Они знали, как это бывает: каждое сборище чревато насилием. Ну ладно, они будут глядеть в оба, но это не значит, что они должны мешать мастерам работать.
— У вас есть удостоверение, приятель? — мирно спросил Барнс.
— А вы что, — возмутился Коннорс, — строительный инспектор? Разумеется, у меня есть удостоверение. Я не какая-нибудь шпана.
Он вытащил бумажник и помахал им. Было ли в нем удостоверение, осталось неясным.
— Ну, удовлетворены? — Коннорс спрятал бумажник.
У Шэннона лопнуло терпение.
— Пропусти его!
Однако Барнс все еще колебался. Как он потом рассказывал, никаких причин для этого небыло, только какое-то странное чувство, а поступки, вызванные такими чувствами, почти всегда бывают неверны.
— Ну так что? — спросил Коннорс. — Черт побери, решайте же, наконец. То, что я торчу здесь, моему шефу...