– Шаповалов-то здесь при чем? – удивился Матвей.
– Притом, что аристократа-мецената он из себя строит только три месяца в году, когда лагерь работает. Ему, думаете, вы нужны? Нет, ему охота на поместье лапу наложить. Чтобы хоть в аренду, но получить шаповаловское имущество. А на самом деле он тот еще барыга. Мебельная фабрика у него тут, в райцентре. И мебель они там делают не абы какую, столы-табуретки, а элитную, из массива. А потом весь этот эксклюзив за границу идет. Вот и смекайте, парни, какие там деньги и кому выгодно, чтобы людишки по лесу не болтались.
– Пойдемте уже! – не выдержал Туча. – Сил моих больше нет.
– А что такое? – всполошился Ильич. – Ты часом не астматик?
– Воняет здесь, – сказал Туча и поморщился.
– Не чувствую ничего. – Садовник пожал плечами, но все же велел: – Давайте-ка и в самом деле вертаться. Мне еще костер разводить. Придумают же…
Обратно к лагерю шли медленно, вязанки хвороста весили немало. Под конец выдохлись все, кроме Тучи. У Тучи будто открылось второе дыхание. Или он просто торопился уйти как можно дальше от Чудовой гари.
– А откуда название такое – Чудова гарь? – отмахиваясь от комаров, спросил Гальяно.
– Давняя история и не слишком красивая. Здесь не особо любят ее вспоминать.
– Расскажи, Ильич! – попросил Гальяно. – А то тут все только и знают, что туман напускать. Ты первый, кто по-человечески все объяснил про вырубку эту…
– А про вырубку я вам ничего не рассказывал, – усмехнулся в усы Ильич. – Откуда узнали, не моя забота.
– Ясно. – Гальяно кивнул. – Так что там за история? Когда началась?
– В тысяча девятьсот восемнадцатом началась, после революции. Здешний граф, Андрей Шаповалов, идейный был, вместо того чтобы с семьей за границу свалить от греха подальше, остался в поместье. На что надеялся, не знаю. Говорю же, дурак был идейный. Какое-то время ему с семьей еще как-то удавалось тихонько жить, никому глаза не мозолить, а потом все изменилось. Экспроприация… Налетели красноармейцы, точно воронье. Граф-то небедный человек был, да и имение сами видели какое. Может, не все отдал, может, припрятал что-то от советской власти, только комиссар, тот, что во главе отряда был, лютовал, говорят, сильно. Графа до смерти замордовал, над графиней поглумился. Говорят, она позора не вынесла, на себя руки наложила. Только барчонок спасся, говорят, его граф с верным человеком загодя за границу переправил. Хватило ума…
– Что ж за упырь такой этот комиссар? – сквозь зубы процедил Дэн.
– А вот самый настоящий упырь и был. Страшный человек, лютый! Его и враги, и друзья одинаково боялись. Но не зря говорят, каждому по заслугам воздастся. И дня не прошло, как графа с графиней загубил, а тут и сам пропал. Ушел в лес на ночь глядя, и с концами. Хватились его не сразу, только через день. Привыкли, видать, что он себе на уме. Хватились, стали сначала деревню, потом лес прочесывать и нашли… – Ильич сделал многозначительную паузу.