Когда они допили кофе и Макэлпин ставил на стол чашки, Пегги откинулась на подушку и остановила задумчивый взгляд на рисунке, где Джим изобразил ее в комбинезоне фабричной работницы.
— Помните, когда вы это нарисовали? — спросила она.
— Помню.
— Дайте мне его, пожалуйста, сюда.
— Зачем? — спросил он, подавая ей рисунок.
Пегги не ответила и, держа листок перед глазами на расстоянии вытянутой руки, разглядывала его с иронической усмешкой.
— Пегги-обжимщица, — сказала она. — Я вкалываю на фабрике. И это так же несуразно, как все остальное. Ну вот, мне кажется, что и на этом поставлен крест.
Она глядела ему в лицо пристально, пытливо, чувствуя себя униженной, но зная, что его любовь по-прежнему верна и неизменна.
— Подойдите сюда, Джим, — сказала она и, протягивая к нему руку, выпустила листок. Тот выпорхнул и опустился на пол, наполовину скрывшись под кроватью. Когда Макэлпин наклонился, чтобы поднять рисунок, Пегги обвила его обеими руками, притянула поближе и крепко прижала к себе. Они лежали, обнявшись. Долго-долго лежали, тесно прильнув друг к другу и почти не шевелясь, и было так тихо, что сделались слышны незаметные обычно звуки. Они уединились в мире этих тихих звуков и громкого биения своих сердец, и им было тепло и хорошо. За окном начиналась капель. Кто-то, насвистывая, прошел по улице, радуясь теплой погоде.
Потеплело и в комнате. Где-то по соседству заливался плачем ребенок, потом залаяла собака, потом еще одна… Ребенок наконец умолк, и лишь одна из собак все не могла угомониться. Кто-то отпер парадную дверь, наверху раздавались шаги.
— Миссис Агню сегодня что-то поздно возвратилась, — шепотом сказала Пегги.
Он не отпускал ее, он знал, как хочется ей почувствовать себя необходимой и, утешившись, пригревшись в его объятиях, поверить, что она может, принадлежа кому-то, остаться такой, как была. Ему хотелось сделать так, чтобы ее перестали мучить страх и стыд. Вдруг ее губы прикоснулись к его шее.
— Ты такой милый, — шепнула она.
Он ласкал ее и слышал у своей груди удары ее сердца, они звучали громче, громче, заглушая все, и постепенно пробудили полузабытую старую боль.
— Помнишь, как я пришел к тебе впервые? — спросил он.
— Помню.
— Мне кажется, ты кого-то тогда ждала. Это так?
— Не знаю.
— Кто же это мог быть?
— Трудно сказать, — ответила она, стараясь вспомнить. — У меня бывал ты. Бывал Ронни Уилсон.
— Уилсон? Почему Уилсон?
— Он считал, что должен как-то мне помочь.
— И он сделал это, — сказал он, с тревогой вспомнив, что не один Уилсон бросился на помощь Пегги: за нее вступился негр-официант, другие негры тоже ввязались в драку, обороняя Пегги как свою.