За ужином об уборке не было сказано ни слова. Хозяин не появлялся. Мужчины приняли душ во дворе, позади сушилок, а обеим женщинам, канадкам-француженкам, по случаю субботы позволили мыться в доме в ванной. Я положил шорты и свою запасную сорочку мокнуть в ведро с водой. Потом улегся на койку и в открытую дверь склада наблюдал за Ханки, поднимавшим во дворе штангу. Я слышал, как болтали и смеялись наши две женщины, садясь в машину Френчи, потом смотрел вслед, когда он вел машину по дороге в Симко.
Ханки вымылся, побрился, снял с вешалки висевшие под курткой белую сорочку и бежевые холщовые штаны.
— Ты остаешься, Джордж? — спросил он.
— Да, Ханки. Некоторое время воздержусь от поездок в город.
— Может, тебе надо несколько долларов, Джордж? Я пойду возьму, мне причитается.
— Нет, спасибо. Мне хватит на неделю на табак и газеты, а больше мне ничего не нужно.
— Ладно. Увидишь, тебе станет легче к понедельнику, Джордж, — засмеялся он.
— Спасибо, что вступился за нас сегодня. Если б не ты, мне и Крумлину пришлось бы вечером вторично обойти наши рядки.
— Да что там, Джордж. Грюнтер хотел напакостить, вот и все. Не только вам, но и мне. Но нет, сэр, с Ханки это не пройдет.
Мы посмеялись над нелепостью такой затеи Грюнтера.
— Ты уезжаешь до понедельника? — спросил я.
— А то как же. Побуду в семье поляков. В костел схожу. — Он достал из кармана маленькую книжечку и протянул мне. Напечатано было по-польски, и между слов были колонки цифр и числа месяца: даты и небольшие суммы денег — в итоге значилось триста пятьдесят долларов. — Мои деньги в Польском обществе взаимного кредита, — объяснил он. — Еще несколько лет буду откладывать и куплю себе табачную плантацию. Сегодня положу пятьдесят долларов, будет четыреста, а, Джордж?
— Ты богач, Ханки.
— Не это важно, Джордж. Здоровье куда важнее, а?
Он засмеялся, хлопнул меня по плечу и вышел из склада. Я смотрел, как он выкатил свой старый велосипед из амбара и направился к дому. На несколько минут он исчез там, потом появился и поехал в сторону города.
С заходом солнца набежал легкий ветерок. Маккеннон и Крумлин, которые обосновались в амбаре, спросили, проходя мимо, не надо ли мне чего-нибудь в лавке на перекрестке за милю от нас. Я дал Маккеннону денег на табак и курительную бумагу, но отказался составить им компанию.
Вскоре мне надоело жалеть самого себя и размышлять над тем, какой я дурак и как это я докатился до того, что работаю на уборке табака. Я встал и пересек двор. В сумерках ферма казалась театральной декорацией — большой каркасный дом с защитной лентой тополей, дуб, господствующий над двором, оранжерея и пять высоких сушилок на заднем плане. Сушилки под номерами 1, 2 и 3, где на медленном огне обрабатывались листья, изрыгали из своих труб маслянистый дым.