Однако далеко не все солдаты и офицеры занялись грабежами и мародерством во время пожара. К примеру, командир эскадрона Дюверже описывал такую сцену: «Среди улицы поместилась старая маркитантка… Она стояла, вперив свои зелено-карие глаза в бегущих людей; она останавливала и обшаривала их… В это время ко мне подходила группа людей: старик, двое или трое детей, молодая девушка, прекрасная лицом, несмотря на свою бледность, и женщина, которую два человека несли на носилках. Все они плакали с надрывающими сердце рыданиями. Старая маркитантка внезапно бросилась к больной женщине и принялась рыться в ее одежде, ища, не спрятано ли там какой драгоценности. Этого с меня было довольно на этот день, чтобы прийти в ярость. Я схватил негодяйку. Да простит мне небо за то, что я ударил женщину».
Также и многие другие французские офицеры усердно защищали стариков и женщин от мародеров. Лабом вспоминал, что, вернувшись после пожара в Москву, он не сразу смог найти тот гостеприимный дом, в котором его принимали до пожара, а когда наконец распознал по соседней церкви «его жалкие остатки», обнаружил в подвале слуг этого дома и его хозяина, «прикрытого лохмотьями, которые одолжили его слуги»: «При виде меня он не мог удержаться от слез, особенно когда подвел меня к своим полураздетым и умирающим от голода детям… Знаками этот несчастный объяснил мне, что солдаты, разграбив во время пожара его имущество, отняли у него потом и платье, которое он носил. При виде этой душераздирающей картины у меня заныло сердце; ища средств, чтоб облегчить его страдания, я боялся, что не смогу ему ничего дать, кроме бесплодных утешений, но этот самый человек, который несколько дней тому назад угощал меня великолепным обедом, принимал теперь с благодарностью кусок хлеба…»
Утром 6 (18) сентября пожар, уничтожив три четверти города, стих.
Следует сказать, что существует несколько версий возникновения пожара – организованный поджог при оставлении города; поджог русскими лазутчиками; неконтролируемые действия оккупантов; случайно возникший пожар, распространению которого способствовал общий хаос в оставленном городе. При этом очагов у пожара было несколько, так что возможно, что в той или иной мере верны все версии.
За несколько недель до сдачи города градоначальник Ф. Ростопчин в письмах Багратиону и Балашову грозился при вступлении в него Наполеона обратить Москву в пепел. Как тут не вспомнить, что при оставлении города из него вывезли все «огнеспасительные» снаряды и пожарные части, в то время как городской арсенал был оставлен неприятелю.