«…Приехавший из Брюсселя буквально час назад. Его автомашину догнали и расстреляли двое мотоциклистов. Перекрестный огонь велся из автоматического оружия. Жертва нападения скончалась на месте. Убийц задержать не удалось. Сейчас полиция опрашивает свидетелей этой кровавой драмы…»
— Началось! — возбужденно отреагировал Павел Константинович. — Если уж такую акулу завалили…
— Вам по этому поводу звонили? — Варяг кивнул на экран.
— Да. Оперативно работают, ничего не скажешь.
— Почему такой шум? Убили какую-то важную шишку?
— Подождите, — внимание Павла Константиновича вновь было приковано к телевизору — похоже, еще не все кончено. Сделайте погромче!
На экране появилось изображение какого-то особняка. Вокруг него на зеленых, аккуратно подстриженных лужайках суетились полицейские, судя по их форме, уже не английские. Показали лежавший на ковре возле дивана труп мужчины в домашнем халате, перевернутый журнальный столик и разбитую посуду.
«Генерал Томас Брюнтер был застрелен в своем доме неизвестными преступниками. Злоумышленники проникли на территорию особняка, отравив охранявших дом собак и перерезав телефонный кабель. Практически одновременно с этой трагедией в соседней Германии обнаружен труп другого высокопоставленного военного чиновника Северного альянса с признаками насильственной смерти. Связаны ли между собой все эти преступления? Независимые и весьма компетентные источники отвечают на этот вопрос положительно. Официальные же версии следствия о причинах этих загадочных убийств пока не выдвигаются…»
— Итак, Павел Константинович?.. — Владислав вопросительно посмотрел на чиновника.
Родион обратился к мужику:
— Слышь, браток, у меня к тебе просьба будет.
— Чего? — Мужичок немного успокоился, хотя все еще продолжал разглядывать полураздетого парня с подозрением.
— Продай маечку какую-нибудь. Или рубашку. В общем, что-нибудь типа того…
Серебряков полез в карман шорт и вытащил ворох смятых купюр.
Увидев деньги, мужик оживился. Очевидно, ему было тошно с похмелья. Не говоря ни слова, начал стаскивать с себя грязную футболку.
— Держи, — он протянул майку Родиону и, шмыгнув носом, степенно продолжил: — Стольник…
Полтинник, преодолевая брезгливость, натянул на себя футболку и спросил:
— Что так дорого-то? Не первой свежести прикид. И полтинника за глаза хватит! — И протянул алкашу пятьдесят рублей. Тот не рискнул спорить со странным незнакомцем, бережно расправил скомканную купюру и задумчиво ответил:
— Она дорога мне как память. Десять лет носил…
«Оно и видно! Причем не снимая», — подумал Родион и, хлопнув довольного мужика по плечу, направился к калитке. Миновав будку со все еще спавшей добродушной собакой, вышел со двора.