Она остановилась рядом с его столиком, но не села, а продолжала стоять до тех пор, пока он не поднял голову и не взглянул на нее с показным равнодушием. Холодность его была столь явной, что не могла не ранить ее сердце.
— Итак, ты все-таки пришла.
— Да. Ты думал, я не приду? Он пожал плечами.
— Не знаю.
— Лео, ты сам принес записку?
— Да.
— Тогда почему… почему ты не поговорил со мной дома? Почему заставил меня прийти сюда?
— Я хотел знать, готова ли ты сделать ради меня хоть что-нибудь.
— Я здесь. И теперь, Лео, ты вернешься домой? Почему бы тебе не вернуться домой?
Он медленно покачал головой.
— Еще не время.
— Но почему, Лео? Почему еще не время?
Он не ответил, продолжая пристально смотреть на нее. И неожиданно Кэрри поняла его намерения.
— Ты поднимешься со мной наверх, — властно приказал он.
— Лео, нет! Не надо этого, пожалуйста.
— Наверх.
Он залпом осушил стакан, поднялся и, не глядя на Кэрри, прошел мимо нее к двери в другом конце бара. Один из наблюдавших за ними мужчин что-то сказал вполголоса соседу, тот засмеялся и сделал жест, значения которого Кэрри не знала, поняла только, что он неприличный, отчего ее и без того пылающие щеки покраснели еще больше.
Не оглядываясь, Лео толкнул дверь и начал взбираться по темной, узкой лестнице. Кэрри оказалась перед выбором, последовать за ним или стоять посреди бара под прицелом похотливых глаз.
Сознавая, что взгляды всех направлены на нее, и испытывая страшное унижение, она пошла вслед за ним.
Он ждал ее на тускло освещенной и дурно пахнущей площадке, прислонившись к стене коридора. При ее появлении он молча распахнул дверь номера. Это была крошечная и скудно обставленная комнатка: узкая, неудобная и неаккуратно убранная кровать, постельное белье на которой не отличалось свежестью, умывальник с тазом и кувшином с отколотым краем, да один покосившийся стул. Маленький чемодан Лео стоял на полу у стены. Было очень душно. Лео подошел к окну и раздвинул ставни, потом повернулся и посмотрел ей прямо в глаза.
Наступило долгое молчание и даже теперь, даже здесь он не сделал к ней первого шага. Это сделала Кэрри. Она не поняла, как очутилась у него в объятиях. И тогда его губы с невыносимой болью впились в ее. Ив этом поцелуе не было ничего, что можно было бы назвать любовью. Только дикое, необузданное желание и грубая сила. Только насилие. Только ожесточенность. Вскоре ее губы и руки были в синяках и когда она, пытаясь освободиться, укусила его губу, он укусил ее плечо с такой силой, что у нее перехватило дыхание от боли. Она ощутила вкус крови во рту. У них и прежде временами были довольно грубые любовные игры, но такого не было никогда. Он подмял ее под себя и овладел ею грубо, с яростью, не заботясь о том, чтобы быть нежным.