Дебора!
Все кончено. Эфиоп поднялся и посмотрел на нее жадными, налитыми кровью глазами – как зверь, готовый сделать прыжок.
Он долго ждал – целые годы, он видел счастье Регуэля и Тита. Лев отважился на прыжок. Тихий жалобный стон его жертвы замер под его руками. Он припал к ней губами, но не для того, чтобы целовать Беренику. С безумным воем он впился ей в губы и стал пить показавшуюся кровь. Еще, еще!
От страшной боли к Беренике на минуту вернулось сознание. Она вдруг все ясно увидела и поняла. Как тогда после пожара в Бет-Эдене, когда она хотела умертвить себя, так и теперь демон безумия протягивал к ней руки, и она теряла власть над собой. Безумие всего ее рода обрушилось на нее, подавляя ее разум. Оно охватило ее с тех пор, как она отдалась Титу. Измена отечеству, разрушение Иерусалима, гибель ее народа – все это произошло по вине ее отравленной, разлагающейся уже крови.
– Проклятая кровь дома Иродов! – С последним напряжением сознания она крикнула эти слова и лишилась чувств.
* * *
Они медленно поднимались по камням и грудам обгорелых балок, свидетельствующих, что здесь некогда стоял Иерусалим.
– Сион, ты был некогда венцом в руке Божией. А теперь?
Там, где некогда стоял храм, они остановились. Береника опустилась на почерневший кусок мрамора, а эфиоп лег у ее ног, как верный пес.
Теперь Береника принадлежала ему. Они поднимались сюда вечером в тумане наступавшей ночи. А на рассвете они возвращались туда, откуда пришли, – к заброшенной пещере у ручья. Римские солдаты, охранявшие развалины, хорошо их знали и часто смеялись над ними.
Иногда они благоговейно склонялись перед женщиной.
– Да здравствует царица! – кричали они и хохотали.
Береника гордо благодарила их за поклоны.
Иногда они ее били и дергали за длинные золотистые волосы. Тогда Стефан бросался перед ними на колени и умолял их мрачными воспаленными глазами не делать этого.
Была ли Береника безумной? Люди это ей говорили тысячу раз, но она не верила. Ночью, когда она сидела на мраморных обломках, перед ней восставали знакомые лица шести тысяч людей, бросившихся в пламя. Она видела Иоанна, и Регуэля, и погибших в когтях у диких зверей иудеев. Она зажимала уши, чтобы не слышать криков, и закрывала глаза руками, чтобы не видеть кровь, льющуюся из трепещущих тел. Она страдала от невыразимых мук и при первом дуновении утренней прохлады бежала прочь с криком ужаса. Но вечером она снова возвращалась. Кто ее заставлял? Она чувствовала, что должна смотреть на страшные призраки убитых единоверцев.
Наступил день, когда у нее уже не было сил подняться наверх. Эфиоп, охваченный смертельным ужасом, поспешил за помощью. На развалинах он встретил одного из иудеев, которые приходили ежедневно молиться у разрушенных стен. Он последовал за эфиопом, возвращаясь и каждый раз снова уступая его безмолвной просьбе.