– А кто же может вас заставить что-то делать? – воскликнул он в удивлении и, как всегда в разговоре с ней, едва сводя концы с концами, продолжил, чтобы несколько ее ободрить: – Вы же – самое неподдающееся из всех созданий на свете.
– Из-за того, что, как вы считаете, я так свободна?
– Вы сейчас, вероятно, самая свободная личность на свете. У вас есть всё.
– Ну, – улыбнулась Милли, – называйте это так. Я не жалуюсь.
Ответ на это, вопреки его желанию, снова втянул его в глубину:
– Да, я знаю – вы не жалуетесь.
Произнося эти слова, он сам расслышал в них нотки жалости. Когда он сказал ей, что у нее «есть всё», это была попытка необычайно доброго юмора с его стороны, а вот необычайно мягко прозвучавшее «я знаю – вы не жалуетесь» было ужасно в своей доброй мрачности. Он мог видеть, что Милли почувствовала разницу: он мог бы с тем же успехом прямо похвалить ее за то, что она смело смотрит смерти в лицо. Именно так она теперь смотрела в лицо ему, и нечего было надеяться, что она воспримет это более мягко, чем когда бы то ни было.
– Это не заслуга, когда знаешь свой путь.
– К покою и благоденствию? Да, пожалуй, вы правы.
– Я имею в виду путь к тому, чтобы сохранить то, что у тебя есть.
– О, это уже успех. Если то, что у тебя есть, хорошо, – отвечал Деншер, не задумываясь, – то стоит пытаться.
– Ну, для меня это предел. Я не пытаюсь добиться большего. – После этих слов Милли сменила тему: – А теперь – о вашей книге.
– О моей книге…? – В эти минуты он был от нее так далек!
– О книге, которую, как вы теперь должны понять, ни Сюзи, ни я ни за что не рискнем испортить!
Деншер подумал и принял решение:
– Я не пишу книгу.
– Разве вы не так сказали? – спросила она, поразившись. – Вы не пишете?
А он уже почувствовал облегчение.
– Честное слово, я просто не знаю, что я делаю.
Это ее явно опечалило, так что, расстроенный уже иным обстоятельством, он испугался того, что она могла расслышать в его словах. И она расслышала в них как раз то, чего он боялся, но честь его, как он сам это называл, была снова спасена, хотя Милли не подозревала, что поставила ее под угрозу. Восприняв его слова как невольное признание в опасении, что он, со своей стороны, может начать жаловаться, она совершенно явно хотела побудить его к терпеливости такого рода, какую он мог бы обрести с ее косвенной помощью. Если еще более прозрачно, то ей хотелось увериться, как далеко она может решиться зайти; и он увидел, что Милли в следующий же миг поняла, что ее вроде бы подвергают испытанию.
– Так, значит, это не из-за книги…?
– То, что я остался?