Титан (Драйзер) - страница 36

Когда же Лафлин был совсем готов - умыт, одет, его старый скрученный в веревочку галстук повязан свободным и удобным узлом, а волосы тщательно зачесаны кверху, - Дженни проворно соскакивала с кровати и принималась бурно прыгать по комнате, словно говоря:
"You see how prompt I am.""Смотри, как я быстро".
"That's the way," old Laughlin would comment.- Ну, конечно, - притворно ворчал Лафлин.
"Allers last.- Всегда последняя.
Yuh never git up first, do yuh, Jinnie?Хоть бы ты разок, Дженни, поднялась первой.
Allers let yer old man do that, don't you?"Так нет же, пусть, мол, старик сначала встанет.
On bitter days, when the car-wheels squeaked and one's ears and fingers seemed to be in danger of freezing, old Laughlin, arrayed in a heavy, dusty greatcoat of ancient vintage and a square hat, would carry Jennie down-town in a greenish-black bag along with some of his beloved "sheers" which he was meditating on.В сильные холода, когда коченели уши и пальцы, а колеса конки пронзительно взвизгивали на поворотах, Лафлин, облачившись в заношенное драповое пальто старинного покроя и нахлобучив шапку, сажал Дженни в темно-зеленый мешок, где уже лежала пачка акций, составлявших на данный день предмет его размышлений и забот, и ехал в город.
Only then could he take Jennie in the cars.Иначе Дженни не пустили бы в вагон.
On other days they would walk, for he liked exercise.Но обычно старик шел пешком со своей собачкой: ходьба доставляла ему удовольствие.
He would get to his office as early as seven-thirty or eight, though business did not usually begin until after nine, and remain until four-thirty or five, reading the papers or calculating during the hours when there were no customers. Then he would take Jennie and go for a walk or to call on some business acquaintance.В контору он являлся рано, в половине восьмого -в восемь, хотя занятия начинались только с девяти, и просиживал там до пяти вечера; если посетителей не было, он читал газеты или что-нибудь вычислял и подсчитывал, а не то, свистнув Дженни, шел прогуляться или заходил к кому-нибудь из знакомых дельцов.
His home room, the newspapers, the floor of the exchange, his offices, and the streets were his only resources.Биржа, контора, улица, отдых дома и вечерняя газета - вот все, чем он жил.
He cared nothing for plays, books, pictures, music-and for women only in his one-angled, mentally impoverished way.Театр, книги, картины, музыка его не интересовали вообще, а женщины интересовали только весьма односторонне.
His limitations were so marked that to a lover of character like Cowperwood he was fascinating-but Cowperwood only used character.