Акула напала снизу, стремительно вильнув могучим хвостом. Оскаленная зубастая пасть возникла из мутной тьмы прямо перед Поштой. Листоноша резко выдохнул, сбрасывая воздух из легких и тем самым понижая свою плавучесть, и катран прошел в миллиметре над его головой.
Пошта ухватил рыбину за плавник и потянул, переворачивая акулу кверху брюхом. Как рассказывали дайверы, перевернутая акула теряет ориентацию в пространстве и впадает в кататонию.
Сработало! Только что грозный хищник превратился в беспомощную тушу. Велик был соблазн вспороть бледное брюхо ножом, но на запах крови могли приплыть ее сородичи – или кое-кто похуже. Пошта оставил дрейфовать обалдевшего катрана и покрутился на месте, отыскивая утерянный тросик.
Ага, вот и он! Трюк с выдохом стоил ему трети запасов кислорода и сократил время пребывания под водой минут до пяти. А ему еще всплывать! Где же этот схрон?
Но схрон оказался вовсе не заначкой мародеров и не миной вояк, а длинным белым ящиком с шарообразной камерой на одном конце и люком – на другом.
Обалдеть можно! Батискаф!
Явно с катера сбросили, вот тут он упал, а потом вон тем валуном его и придавило. Если валун откинуть, батискаф можно будет вытянуть, лошади справятся – они хоть и не тягловые животные, а мощи им не занимать.
На последних капельках кислорода Пошта управился со зловредным валуном, используя острогу как рычаг, и поспешил к поверхности.
* * *
Тащить батискаф оказалось тяжелее, чем предполагал Пошта. Все три лошади во главе с могучим Одином вспотели, белая пена выступила на их лоснящихся зеленоватых боках, а двадцать четыре ноги – по восемь на лошадь – высекали коваными шипастыми подковами искры из галечника.
Листоноши, надев защитные перчатки, тоже взялись за трос и спустя где-то минут двадцать, совместными усилиями вытащили батискаф на берег, и то не до конца, только шарообразную его часть.
Батискаф на поверхности выглядел совсем не таким белым и чистым, как на глубине. Нет, когда-то он был выкрашен в белый цвет – но безжалостная буксировка по каменистому дну ободрала краску длинными извилистыми царапинами, отчего батискаф приобрел окрас скорее тигровый: под краской проглядывала рыжая ржавчина. Ржавая же короста изъела замок круглого вентиля, открывающего единственный люк батискафа.
– Однако, – проворчал Штемпель, стряхивая водоросли с вентиля. – Не взорвется?
– Не должно, – пожал плечами Пошта. – До сих пор же не жахнуло!
– А вдруг там растяжка?
– Так она на открытие люка должна сработать, а не на поворот ручки. Толку-то внутри взрываться?
– Смотря что там внутри… – туманно ответил Штемпель. – Может, документы, подлежащие уничтожению?