– Что с вами было?
Оба молча вышли в коридор. Мохан шатался и приволакивал ногу, однако каждый шаг словно наполнял его новыми силами. Раджа тоже шел тяжело, постукивая по каменной плитке тростью, серебряный набалдашник которой украшал гладко отполированный драгоценный камень. В богато убранных покоях оба по европейскому обычаю опустились в кресла. Когда служанки подали прохладительные напитки и зажженные светильники разогнали мрак непогожей ночи, Мохан Тайид начал свой рассказ. Он ничего не скрывал и старался припомнить каждую мелочь, а раджа слушал сына, не перебивая, и даже ни разу на него не взглянул.
Когда Мохан кончил и глотнул чая, чтобы смочить пересохшее горло, раджа все так же сидел без движения, разглядывая вышитые носки своих туфель. Спустя некоторое время он откашлялся.
– Рани[15] так и не простила мне, что я преследовал вас все эти годы, – услышал Мохан голос отца. – Конечно, как послушная жена, она не высказывала своего недовольства вслух. Но давала мне его почувствовать каждый день, даже на своем смертном одре.
Мохан поднял глаза. Итак, его матери Камалы больше нет в живых. Его испугало, с каким спокойствием принял он это известие. Словно успел исчерпать весь отпущенный ему запас слез и боли. Повисла долгая пауза, во время которой раджа концом трости обводил узор на ковре.
– Я всегда старался жить так, как предписывают нам закон и обычаи предков, – хрипло пояснил отец.
– Я понимаю, – кивнул Мохан Тайид.
Он знал, что в последних словах гордый старик просил у него прощения и одновременно предлагал мир.
– Вы останетесь? – спросил раджа, остановив взгляд на сыне.
– Куда нам идти? – пожал плечами Мохан Тайид, поправляя повязку.
– Никогда не поздно вернуться туда, откуда вышел, – ответил отец, поднимаясь с кресла.
Кряхтя и тяжело переставляя ноги, он направился к двери. У Мохана защемило сердце. На пороге раджа оглянулся.
– Как зовут мальчика?
– Раджив, – помедлив, ответил Мохан.
На некоторое время старик задумался.
– Это имя воина, – одобрительно кивнул он.
Дверь захлопнулась, и Мохан снова опустился в кресло. Он чувствовал себя смертельно уставшим, тело болело. Принц снова и снова спрашивал себя, правильно ли он сделал, что пришел сюда с мальчиком, и не находил другого ответа, кроме того, что выбора у него не было.